Краткая история тракторов по-украински - Марина Левицкая Страница 26

Получив отпор, он сходил за меню и швырнул его на стол.

— Можно ли заказать у вас бутылку вина? — спросил Майк, но выяснилось, что ресторан не имеет лицензии на продажу спиртного.

Так что нам пришлось самим поднимать себе настроение.

Мы сделали заказ. Отец любил «бхуну» из барашка. Моя дочь была вегетарианкой. Мужу нравились очень острые блюда. Я любила блюда, приготовленные в духовке. Валентина со Станиславом никогда раньше не пробовали индийской кухни. Они вели себя настороженно и высокомерно.

— Я хочу мняса. Побильше мняса, — сказала Валентина. Она выбрала бифштекс из английской части меню. Станислав — цыпленка-гриль. Мы стали ждать. Слушали попсовую музыку и болтовню диджея. Смотрели на иней, блестевший на крышах автомобилей. Владелец стоял за стойкой и украдкой за нами наблюдал. Чего он ждал?

Анна прижалась к Майку и принялась складывать из салфетки замысловатый цветок-оригами. Она папина любимица — такой была когда-то и я. Увидев их вдвоем, я загрустила и в то же время порадовалась.

— Ну вот и опять Рождество, — сказал Майк. — Как славно ужинать всей семьей! Нам нужно делать это почаще.

— Прекрасная идея, — сказала я. Он не знал о письме в Министерство внутренних дел.

— Что тебе подарили, Станислав? — спросила Анна с рождественским волнением в голосе. Она тоже ничего не знала.

Станиславу подарили носки, мыло, книжку про аэропланы и пару кассет. В прошлом году — черную куртку с меховым воротником. Из натурального меха. А в позапрошлом отец подарил ему коньки.

— В Украине Рожество лучче, — сказала Валентина.

— Так чего же вы… — Я запнулась, но Валентина поняла, что я хотела сказать.

— Чого? Ради Станислава. Усё заради Станислава. Станиславу треба иметь хороши возможности. В Украине нема возможностей, — с криком набросилась на меня она. — Там есть возможности токо для бандитов та проституток.

Майк сочувственно кивнул. Анна притихла. Станислав обворожительно улыбнулся своим щербатым ртом. Владелец ресторана затаился за стойкой. Отец же был где-то далеко — наверное, пахал землю на тракторе.

— При коммунизме было лучше? — спросила я.

— Конешно, лучче. Нам гарно жилось. Вы не понимаете, шо за люди правят сичас страной.

В ее глазах цвета патоки застыл тяжелый, стеклянный взгляд. Сегодня она взяла свой первый выходной за две недели. Черная тушь размазалась и затекла в морщинки под глазами. Если я утрачу бдительность, то начну ее жалеть. Шлюха. Потаскуха. Ходячий полуфабрикат. Я вспомнила о маме и тут же озлобилась.

— Моя школа була лучче, — сказал Станислав. — Там було больше дисциплины. Больше задавали на дом. Но сичас в Украине треба платить учителям за экзамены.

— Ну, твоя новая школа тоже не бесплатная, — сухо сказала я. Майк пнул меня под столом ногой.

— Моя тоже, — прощебетала Анна. — Нам всегда приходится подкупать учителей яблоками.

Станислав удивился:

— Яблуками?

— Шутка! — сказала Анна. — Разве дети в вашей стране не угощают учителей яблоками?

— Яблуками — не, — ответил Станислав. — А от водкой — да.

— Ты преподаеш в универсытете? — спросила меня Валентина.

— Да.

— Я хочу встроить Станислава в Оксфорд-кембриджський универсытет. Ты ж робиш у Кембриджськом универсытете. Можеш помогти?

— Да, я работаю в Кембридже, но не в Кембриджском университете, а в Английском политехническом.

— В Ангельском? А шо це таке?

Отец наклонился через стол и прошептал:

— Политехничеський.

Валентина подняла брови и пробормотала что-то невразумительное.

Принесли еду. Владелец ресторана долго кружил возле Валентины, расставляя перед ней тарелки. Она зыркнула на него своими глазами цвета патоки, но флиртовала как-то вяло. Было уже поздно, мы все очень проголодались и поэтому не соблюдали правил этикета. «Бхуна» из барашка оказалась жилистой, и мне пришлось разрезать ее для отца на мелкие кусочки. В «карри» из овощей не было никаких овощей, кроме капусты. Острое «карри» Майка оказалось чересчур острым. Запеченная в духовке Станиславова курица — сухой и жесткой. А Валентинин бифштекс — твердым, как подошва.

— Вам понравилось? — спросил владелец ресторана.

— Очень, — ответил Майк.

После этого Майк отвез отца, Анну и Станислава домой на машине, а я пошла с Валентиной пешком. На улице был гололед, и мы прижимались друг к дружке, вначале — для того чтобы не упасть, а потом уже чисто по-дружески. Несмотря на кошмарную еду, на душе почему-то был праздник. «Мир на земле, благоволение человекам», — пели рождественские ангелы в морозном небе. И я поняла, что другой возможности может не представиться.

— Как у вас дела? — спросила я.

— Добре. Усё хорошо.

— Ссоритесь? По-моему, вы часто ссоритесь. — Я говорила дружелюбно — нейтральным тоном.

— Хто тебе сказав?

— Валентина, это и так всем видно. — Я не хотела выдавать Станислава, да и ставить в глупое положение отца тоже не хотелось.

— З твоим батьком важко ужиться, — сказала она.

— Я знаю. — Я знала, что не смогла бы прожить с отцом ни дня. Уже начинала жалеть, что написала письмо в Министерство.

— Усё время пристае до меня.

— Валентина, ведь ты же работала в доме престарелых. Знала, что со стариками бывает нелегко.

Чего же она ждала? Благородного пожилого джентльмена, который будет осыпать ее подарками и однажды ночью тихо скончается? Тогда не надо было выбирать моего сварливого, неуступчивого, упрямого старика отца.

— З твоим батьком важче. Проблемы з кашлем. Проблемы з нервами. Проблемы з купаниям. Проблемы з туалетом. — Она повернулась ко мне, и лунный свет выхватил из темноты ее красивый славянский профиль, высокие скулы, изогнутый рот. — И понимаешь, усё время цьомкае и лапае отут, отут и отут… — Сквозь толстое пальто она погладила руками в перчатках свои груди, бедра и колени. (Мой отец действительно это делал?) Меня затошнило, но я старалась говорить спокойно:

— Просто будь с ним поласковее.

— Так я ж ласкова, — сказала она. — Як з ридным батьком. Не переживай.

Она поскользнулась на льду и крепче схватила меня за руку. На краткий миг навалилась на меня всей своей теплой, чувственной тушей, и я услышала сильный, приторный запах духов, подаренных мною на Рождество, которыми она надушила шею и горло. И эта женщина заняла место моей матери.