Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж Страница 26

Раннее утро. Еще не время для пациентов. Артур обходит помещение. Сибилла Франк пока не пришла, секретарши тоже нет. В комнате ожидания обе репродукции на своих местах – Магритте «Ключ от снов», шесть обычных переименованных предметов, и «Восход луны» Поля Клее: над крышами Парижа несколько квадратов бледных пастельных тонов, серая луна поднимается за трубой, похожей на кувшин. В пустом кабинете раздается, словно залп, телефонный звонок Артур бросается к аппарату. Мигают лампочки коммутатора. Он нажимает на кнопку, звук прекращается. Он подходит к письменному столу. На ковре – медные опилки, пластик от электропроводов и немного стружек. Поставили новый аппарат. Рядом с корпусом прибора – записка. «Здравствуйте, доктор примите наши поздравления. Чтобы ознакомиться с функциями ЕВА, нажмите на кнопку со звездочкой». Артур нажимает, раздается синтетический голос.

«Это ЕВА, ваша новая система распознавания голоса. Если вы нажали на эту кнопку, то значит, что вы нас уже знаете и ознакомились с медицинскими способностями ЕВА в области анализа голоса. Этот прибор позволит вам воспользоваться другими функциями ЕВА, бесконечного мира голоса. Благодаря своим ультрачувствительным датчикам нового типа ЕВА распознает все тембры. Вы профессионал и поэтому знаете, что не существует двух идентичных тембров, и это гарантирует безопасность и конфиденциальность всех операций, которые проводит ЕВА. Наша программа поможет вам в работе с картотекой пациентов, административными данными, банковскими счетами и так далее. Давайте попробуем. Включите компьютер».

Артур повинуется. «Назовите вашу фамилию, раздельно произнося каждый слог». Артур называет. Сразу же на экране высвечивается «Летуаль» и открывается страница меню с подзаголовками: «Пациенты», «Операции», «Бухгалтерия» и т. д. Синтезированный голос повторил фразу: «Внимание, этот прибор и соответствующее программное обеспечение остаются собственностью ЕВА, прикладной вокальной энергии». Телефон заголосил, он выключил прибор и снял трубку. Это Клер.

– Здравствуй, Люцифер.

– Во-ци-фер.

– Что новенького, демон голоса?

– Я общался с Евой.

– Это кто?

– Программа.

Он опускается на корточки и подбирает обрывки проводов, стружки.

– Так-то лучше. Мне больше нравится быть единственной. Надеюсь единственной и остаться. А теперь прощаюсь, работайте. Проверьте почту, к вам пришло письмо. До вечера.

Он перебирает почту, несколько раз повторяет это «до вечера», произнося его на разные лады: «До вечера… До вечера! До-ве-че-ра. До веч'ра. До вечера?» В конверте с его фамилией и пометкой «личное», оставленной сухим почерком, он находит ответ на вопрос, который не дал себе времени задать.

Уважаемый господин Летуаль,

Вы встречаетесь с Клер. Я рада вашему знакомству и хотела бы также познакомиться с Вами, потому что мне рассказали о Вас много хорошего. Мы с дочерью очень близки, поминаете ли, ведь я ее мать. Я с радостью приглашу вас обоих на ужин в понедельник вечером, приглашение немного запоздало, но я убеждена, что Вы сможете выкроить время.

Бела Люнель.

Артур кладет письмо на стол, оставляет его открытым, в зоне досягаемости взгляда, но не слишком близко – из-за его содержания, руки, которая его написала, пальцев, которые его сложили. Он перечитывает письмо издали, не притрагиваясь к листку с не вполне расправившимися складками. «До вечера? Что же, до вечера; наш выход, госпожа Мама-Клер».

Пора идти. Он пересмотрел все свои костюмы, но не может найти того, который нужен, из легкой шерсти. Он ведь уже знает, что в этой семье ни в коем случае нельзя показывать свою зябкость. Наконец он находит тот самый костюм, осматривает его с лица и с изнанки, нет ни пятен, ни складок, берем. Прицепляет вешалку к двери шкафа. На ткани кремовые волоски с черными кончиками – шерсть Януса. Он чистит костюм щеткой, надевает под него светло-серую рубашку с запонками серого хрусталя, без галстука. Не надо надевать себеверевку на шею, еще нет, только не в этот вечер. Он закрывает дверь шкафа. Внезапно ему становится очень жарко. Он прижимается щекой к прохладной деревянной дверце.

Он за рулем кабриолета – машина чихает и не желает заводиться. Телефон вибрирует на его груди, он слушает механический голос службы сообщений. У-вас-новое-сообщение-понедельник-двадцать-пятое-октября-девятнадцать-часов-двадцать-семь-минут. «Артур, ты где? Не заезжай ко мне. Встречаемся прямо у мамы. Ты получил ее записку? Повторяю адрес: улица Фэзандри, 401. До скорого».

Когда она наговаривала это сообщение, он был под душем. Он мог бы услышать ее голос голым. Он чудом избежал опасности.

Квартира Белы Люнель – на первом этаже, с окнами во двор. В окнах горит свет, и соседи напротив могут всласть полюбоваться интерьером матери Клер. Артура пригласили осмотреть квартиру, словно это музей ее обитательницы. Осмотр начинается с ванной: на полу серый с розовым ковер-килим, большое окно, две стены от пола до потолка заклеены двумя черно-белыми фотографиями. Бела лежит в ванне с пышной пеной, прикрывающей грудь, и смотрит в объектив.

Затем коридор со стеллажами, забитыми до отказа книгами с древними переплетами. Не спрашивая разрешения, Артур вынимает наугад какой-то том. На титульном листе – посвящение автора некоему Андерсу. Вынимает еще одну книгу: еще одно посвящение, снова Андерсу. «Можете не проверять. Это оригиналы. Все они были нам подарены с личным автографом. Все! Клодель, Фолкнер, Шатобриан, Малькольм Лоури, Лоуренс Даррелл, все они здесь!» Мать улыбается, как пекинес, оскалив уголки рта. Вместо двери – проем в форме арки. Они входят в спальню: тесная комната, односпальная кровать, трюмо, туалетный столик и портрет Клер и Белы, занимающий целую стену. Сходство матери и дочери почти пугает.

Он снова пошел в ванную комнату, чтобы вымыть руки. Слышны далекие звуки голосов Клер и ее матери. Мыло скользит между ладонями, пальцы покрываются пеной, он повторяет имена, которые ему только что перечислила Бела Люнель, восстанавливая названные ею фамилии. Первые издания? Все с личными дарственными надписями? Что за долгожительница эта Бела. А вот и она.

– Вижу, вы любите мыть руки, – отмечает Бела.

– Я? Обожаю.

– Осторожнее! Здесь слово «обожать» запрещено. Что скрывается за постоянным мытьем рук? Когда Клер была маленькая, мы запрещали ей пачкать руки. Ну теперь-то ей вряд ли что запретишь. Она говорит, что я ей завидую. Чему это я завидую, интересно. Ее успеху у мужчин? Это просто нелепо.

– Когда мать завидует дочери, в этом нет ничего плохого. Так часто бывает.

– Вы уже видели мое святилище?

– Ваше святилище?

Бела показывает подбородком на две огромные фотографии на стенах.

– Признайте, что на этих портретах я красавица, хоть звездный час мой и миновал. Клер говорит, что это вскружило мне голову, потому что я не стесняюсь ей выговаривать, когда она теряет время со своими романами. Я справляюсь, говорит она. Меня-то беспокоит прежде всего ее профессия.