Ноги - Сергей Самсонов Страница 26

Потешались над Семеном изрядно, и только Ильдар — тот самый Ильдар, который провел Семена на стадион «Песчаный», — заступался за него, да еще Витька Олень и Вован Смирнягин. То, что Ильдар по-прежнему остается в школе, хотя ему уже и должно было стукнуть восемнадцать, вызывало у Семена немалое недоумение. Но никаких вопросов он Ильдару не задавал, опасаясь обидеть его и полагая, что Ильдара оставили и на второй, и на третий год по каким-то важным причинам.

В первый день в раздевалке он с изумлением заметил, что ноги и торс у многих парней покрыты густой жесткой шерстью, а потом для сравнения оглядел себя, совершенно безволосого.

Юные армейцы расхаживали по раздевалке нагишом, лениво друг на друга покрикивали, каждый старался первым занять душевую кабину… Они ощущали себя полновластными хозяевами окружающего великолепия — всех этих душевых кабин, бассейна, зеленого газона, как будто только для них специально и предназначенных. Семен взирал на них завороженно.

Конечно, и помыслить нельзя было о том, чтобы разговаривать с этими битюгами на равных. И, конечно, к нему относились со снисхождением — словно к кутенку, который вечно путается под ногами. Но скоро, очень скоро — двух месяцев не прошло — все увидели, что этот мальчуган находится здесь, среди старших, отнюдь не случайно.

Кутенок обнаружил какое-то особое ритмическое чутье, позволявшее ему застигать врасплох всех этих гигантов. Получая мяч, он то и дело ловил противника на секундной расслабленности. Стоя вполоборота к очередному защитнику, он мгновенно выворачивал стопу и неуловимым движением проталкивал мяч между расставленных ног. Этот удачно проведенный прием встречает у юных игроков особое восхищение, но зато вызывает ярость «врага». Такое не прощают. И вот за подобные «шуточки» Шувалова однажды «срубили под корень»: упиваясь собственной неуязвимостью, он увел мяч в сторону от очередного обманутого, толкнул его и вдруг, совершенно ничего не поняв, грохнулся на землю. Его просто-напросто «подрубили» сзади. Очень скоро он стал получать такие удары регулярно.

Прошел еще год, Семен почувствовал вокруг себя такую тяжелую зависть, что порой ему даже становилось совестно за свое превосходство. Безусильность, с какой он уводил мяч, щедрость, с которой он расточал обманные движения, минимум касаний, нужных ему на то, чтобы уложить защитника на землю и перебросить вратаря, недюжинная фантазия, помогавшая ему изобретать всё новые и новые парадоксальные ходы, вызывали настороженность, глухое неприятие. И еще возраст! Шувалов слишком забежал вперед, и его мастерство находилось в каком-то катастрофическом противоречии с его малым возрастом. У всех воспитанников уже не оставалось права на ошибку: через год-другой их должны были либо принять в команду, либо выставить за ворота. Всех сковывал страх оказаться ненужными, а Шувалов порхал бесстрашно, беззастенчиво, беззаботно.

Детские игры кончились. Каждый день они бегали укрепляющие кроссы. Четыре с половиной километра в гору и столько же вниз. К лодыжкам и предплечьям привязывали ремни со свинцовыми грузилами. А еще стреноживали себя тугими резиновыми жгутами и в этих жгутах передвигались по полю: со стороны они походили на водолазов, которые шагают по морскому дну. И мышцы но ногах потом болели так, точно из них очень долго делали телячью отбивную. Каждый должен был обвести с десяток живых партнеров поочередно, а если не удавалось, неудачника возвращали на исходную. А еще на двух жердинах устанавливали планку — все выше и выше, и каждый должен был, прыгнув, коснуться этой планки лбом. Отстающих заставляли отжиматься и наматывать бесконечные круги.

Шувалов был в команде главным тихоней. Привычка к молчанию развилась в нем давно, поговорка «клещами слова не вытянешь» прилепилась к нему с тех самых пор, когда его регулярно стыдили перед всем классом в той, обычной, старой, находившейся по месту жительства школе. Но вот временами, в игре, появлялась в его повадках какая-то особая властность, коротко, жестко командовал он, требуя мяч. Повинуясь этому внезапному металлу во вчерашнем высоком и ломком мальчишеском голосе, иные гиганты невольно исполняли приказание «щенка». И сами себе поражались. Молокосос кричал им «оставь!». И они оставляли. Да где это видано, и как такое вообще может быть?

Откуда бралась эта властность, несокрушимая уверенность в своей правоте, Шувалов и сам не знал. Но поскольку она возникала совершенно естественно, Семен и не думал замечать в себе какое-то перерождение. Он просто жил своей новой, интернатовской жизнью. Скоро двадцатку лучших должны были забрать на настоящую, взрослую базу.

Забрать-то его забрали, но, выходит, только для того, чтобы Семен испытал здесь окончательное крушение надежд и затих, как придавленная мышь, в предчувствии неминуемого конца. Сейчас Шувалову с горя захотелось закурить. Несмотря на установленный беспощадный режим, кое-кто из воспитанников втихаря курил, и Семен не был исключением: очень быстро втянувшись, он уже через неделю тяжело страдал от никотинового голода. Он спустился по лестнице и встал у запасного выхода.

— Ага, нарушаем, значит? — раздалось вдруг за его спиной.

Из-за сваленных в кучу спинок кроватей выступил Ильдар. Вместе с ним была невесть откуда взявшаяся пышногрудая деваха. Эта деваха поразила Семена своим ростом и формами. Настоящая породистая кобыла. Тяжелая рука Ильдара спокойно, по-хозяйски лежала на ее талии.

— Ну, раз закурил, так давай покурим, — лениво продолжил Ильдар. — Хорошая девушка у меня?

Шувалов кивнул.

— Нет, ты посмотри, — настаивал Ильдар и даже повернул деваху. — Ну как? Блондинка-картинка?

— Да ладно, чего ты к нему пристал, — смущенно сказала девица и ласково, с оттенком жалости, посмотрела на Семена. Она как будто извинялась за грубую прямоту, за похабную бесцеремонность своего парня.

— Что скажешь — маленький? — с гоготом спросил Ильдар. — Маленький, да удаленький. Да я не об этом — у тебя все одно на уме. Он знаешь как играет? В натуре, как Кантона. Только так нас всех укладывает. А ты, пацан, смотри и запоминай, каких девушек нужно, а главное, можно иметь.

Потерять свое место в команде Ильдар не боялся: всем было известно, что тренеры взрослой команды давно уже видели в нем идеального «волнореза» — надежную защиту, о которую разбиваются все атаки противника. В борьбе он был немилосерден, умел ставить корпус, владел хорошим длинным пасом при переходе из обороны в атаку. Ильдар давно уже считался первым кандидатом в дубль, и ему прочили взрослое будущее. Ильдару сходили с рук систематические опоздания; в раздевалке же он был лидером, кумиром, и многие парни старательно подражали даже Ильдаровой ленивой походке. А успехи на любовном фронте внушали к нему безграничное уважение.

— А ты чего такой? Как пыльным мешком ушибленный! Тебя обидел кто? Да ты сразу мне скажи — я разберусь.

— Слушай, Ильдар, ты ничего не слышал про то, что нашу школу закрывать собрались?

— Э, пацан, а ты откуда знаешь?

— Корольков сказал.

— Этот еще козел. Да, хреновы дела с нашим интернатом. По ходу, действительно закрывать собрались.