Суббота в Лиссабоне - Исаак Башевис Зингер Страница 26

Окрестные испанцы нас ненавидели. Все кричали: «Убирайтесь в свою Палестину!» Однажды начался дождь и шел восемь дней подряд, ни на минуту не прекращаясь. Реки вышли из берегов. Это было настоящее наводнение. Вдруг днем стало темно, как ночью. Такая сверкала молния, гремел такой гром, думали, наступил конец света. И тут еще град. Градины падали огромные, аж с гусиное яйцо. Здоровый кусище льда проделал дыру в крыше и разрушил дом. Как могла такая глыбина упасть с неба? Среди нас было несколько стариков. Они стали молиться о спасении, возносить покаянные молитвы Господу: были уверены, что Мессия уже здесь, рядом, а то, что происходит, — последняя война между Гогом и Магогом [31]. Кто мог писать, те писали длинные письма барону, но барон ни разу им не ответил.

Женщины делали только одно — плакали. И вот приехал к нам юноша. Гершеле Московер его звали. Он был — как это называется? — идеалист. Вот-вот. Носил длинные волосы и одет был в черную косоворотку подпоясанную кушаком. Он уже побывал в Святой Земле и уехал оттуда. «Там, — говорил он, — пустыня. А здесь плодородная земля». С ним приехала молодая женщина. Ее звали Белла. Красавица была. Черные волосы и смуглая, ровно цыганка. Ослепительно белые зубы. Все мужчины были от нее без ума. Она входила в комнату, и сразу становилось светлее. Она находила утешение для каждого, всем помогала. И роды принимала, когда требовалось. Но женщины стали жаловаться, что Белла приехала сюда соблазнять их мужей. Столько было сплетен и пересудов. И вот в разгар всего этого Белла заразилась брюшным тифом. Ничто не могло уже ее спасти. Это враги ее наслали на нее проклятие. Гершеле Московер стоял у ее могилы и отказывался читать кадиш. Через три дня он повесился. Хотите еще чашечку кофе? Пейте, друзья мои, пейте. Когда еще я смогу удостоиться такой чести? Хотите, пройдем со мной на кладбище? Это здесь, рядом. Я все вам покажу. Все наши колонисты здесь похоронены.

Мы закончили завтрак. Старик взял палку, и мы побрели на кладбище. Ограда разрушена. Кое-какие камни наклонились, некоторые опрокинуты. Все заросло сорняками, дикими полевыми тетями, Выбитые на плитах надписи полустерты, позеленели — покрыты мхом и лишайником. Там и тут торчали, полусгнившие деревянные таблички. Старик указал на холм:

— Там лежит Белла. И рядом с нею Гершеле Московер. Они вместе жили и… как это сказано в Библии?

Я помог ему:

— «Любящие друг друга при жизни, и в смерти они были неразделимы».

— Вот, вы-то помните. А моя память уже не та. Что было семьдесят лет назад, помню как сегодня. А что было вчера, куда-то исчезает. Это все годы, все возраст. Я могу сидеть с вами семь дней и семь ночей, и все равно не смогу пересказать даже десятой доли того, что мы тут пережили. Разве теперешние знают об этом? Они и слышать ничего не хотят. Все теперь получают готовенькое. Всю работу за них делают машины. А они садятся в авто и едут в Буэнос-Айрес. Вот вы двое — вы муж и жена?

— Нет, мы просто друзья.

— И не собираетесь пожениться?

— У него уже есть жена. — И Соня показала на меня.

— Ну хорошо, давайте посидим.

Старик сел на скамейку. Мы с Соней еще побродили среди могил, попытались разобрать надписи на памятниках. В воздухе пахло чем-то сладким, будто медом. Запах тлена. Жужжали пчелы, перелетал с цветка на цветок. Над могилами порхали огромные бабочки. У одной крылья были в белую и черную полоску, как талес. Мы поднялись на холм и увидели камень с двумя именами — Беллы и Гершеле Московера.

Соня взяла мою руку и начала раскачивать туда-сюда. А потом вонзила ногти в ладонь. Мы стояли перед камнем и не могли двинуться с места

Не могли уйти. Каждое мгновение какая-нибудь птица подавала голос. И это были разные голоса. Воздух был напоен густым ароматом. На Сониных волосах собралась целая коллекция насекомых. Божья коровка села на лацкан моего пиджака, гусеница заползла на брюки. На старом кладбище все смешалось. Жизнь, смерть, любовь… Соня сказала:

— Если б мы могли тут остаться, как все эти…

Вскорости мы вернулись к скамье, где нас ждал старый колонист. Он уснул. Беззубый рот приоткрылся, и теперь старик был похож на труп. Но глаза под кустистыми бровями, казалось, улыбались. Прилетела бабочка и села на козырек его кепки. И осталась там. Будто застыла. Погрузилась в свои мысли, древние, как ее род. Потом взмахнула крылышками и полетела в сторону холма, где лежали Белла и Гершеле Московер — Ромео и Джульетта грандиозной мечты барона Гирша: превратить русских евреев в аргентинских крестьян.