Раб - Исаак Башевис Зингер Страница 26
Раб - Исаак Башевис Зингер читать онлайн бесплатно
Под вечер, когда солнце стало клониться к западу, Якову встретился старик. Он вырос словно из-под земли. На нем были коричневое длиннополое платье, валяные сапоги. Голова и борода — белые. За плечами кожаная торба. Он шел, опираясь на палку. На шее у него висели распятие и венок из роз. Старик остановился, и Яков встал перед ним. Тогда тот спросил:
— Куда путь держишь, сын мой?
Яков назвал деревню.
— Правильно идешь — сказал старец и, указав Якову дорогу, благословил его и ушел. Если бы на нем не было креста, Яков подумал бы, что это — Илья пророк. Впрочем, быть может, он послан Исавом? Быть может, этого странника послали те силы, которые желают, чтобы еврей соединился с католичкой? Яков зашагал быстрее. Только сейчас, когда он стал приближаться к деревне, им овладели сомнения. А вдруг Ванда за это время вышла замуж? А не заболела ил она? А что, если ее, не приведи Господь, убили? Не полюбила ли она кого-нибудь другого? Солнце уже село, и хотя была середина лета, повеяло пронизывающим холодом. Горы стали дымиться в плести сети из тумана. В высоте летел не то орел, не то какая-то другая крупная птица. Она не взмахивала крыльями, а, словно, висела в воздухе. Луна взошла еще засветло. Звезды зажигались по одной, будто свечи. Временами слышалось что-то вроде воя. Это ветер? А, может быть, зверь? Яков был готов на борьбу с любым зверем, но в душе знал, что если все же будет растерзан, то лучшей доля он не заслужил… Яков остановился, осмотрелся по сторонам. Он здесь один в целом мире, как некогда Адам. На всем пространстве, доступном взору, не было ни малейшего признака человека. Птицы уже замолкли. Слышно было лишь как стрекочут кузнечики и плещет ручеек. С гор подули прохладные ветерки, они приносили с собой дыхание летнего снега. Яков глубоко вздохнул. Он почуял родной запах. Как ни невероятно, но он тосковал не только по Ванде, но и по всему окружающему. Он больше не мог выносить юзефовского воздуха, закрытых окон, сидения целыми днями неподвижно над книгами. Теперь он был утомлен ходьбой, но это путешествие освежило его. Тело, как и душа, требует труда. Ему надо носить, таскать, ходить, напрягаться до поту, ему необходимы голод, жажда, усталость, нагрузка. Яков поднял глаза. Появлялись все новые в новые звезды. Здесь, в горах, они казались крупными и полными значимости. Над самой его головой проносились властные силы неба, светила вселенной: каждое — своим путем, каждое — со своим особым назначением. Яков стал мечтать, как в давнюю пору, будучи отроком. Что было бы, если бы у него оказались крылья, и он летел бы вверх, все время вверх, и так год за годом? Долетел бы он до какого-нибудь предела? Но как может пустота иметь предел? А что за ней? Выходит, что нет предела и материальному миру? Ну, а раз космос беспределен к востоку и беспределен к западу, значит, он дважды беспределен… Ну, а как с временем? Как возможно, чтобы кто бы то ни был пускай даже сам Бог — существовал вне времени и пространства? Как представить себе нечто, не имеющее начала? И откуда это все взялось?… Яков отшатнулся от своих собственных мыслей. Нельзя! Отсюда один шаг к отрицанию, к умопомрачению!…
Он зашагал с обновленными силами. До чего удивительно — быть крошечным человеком, окруженным со всех сторон вечностью, бесчисленными силами, ангелами, серафимами, витающими душами, сферами, мирами, тайнами и при этом тянуться к другой живой душе! Малость эта — не менее поразительна, чем величие Всевышнего…
Яков все шел дальше. Он остановился, подкрепился сыром. Увидит ли он ее еще сегодня? Или ему придется ждать ее до завтра? Он боялся мужиков, собак — раб, возвращающийся в рабство, еврей, который снова надевает на себя ярмо Египта.
Яков пришел в деревню среди ночи. Он шел полями и лугами, задами домов. Луна больше не светила, но и не было темно. Яков узнавал каждую хату, каждый сарайчик. Он то я дело поглядывал на гору, где провел пять раз подряд лето. Все было как сон, как чудо, как волшебство. Теперь он боялся, чтобы не залаяли собаки, но, слава Богу, они дрыхли. Недавно еще он чувствовал усталость, но теперь ноги снова были необыкновенно легки. Яков не шел, а мчался, словно лань. За время своего пути он почти ничего не ел, так что не испытывал тяжести. Дорога к дому Яна Бжика шла теперь под гору, и Яков бежал, точно мальчик. Все его желания превратились в одно желание увидеть Ванду. Может, она в доме? Может, в овине? Возможно, ушла к брату, к Антеку? Он бежал, и ему самому не верилось в реальность того, что он проделал. Жизнь его стала подобна сочиненным историям, которые встречаются в книгах. Его взяли в плен, всех близких уничтожили, и вот он, переодетый простым крестьянином, идет на поиски своей возлюбленной. Сестры его рассказывали друг дружке такого рода сказки и распевали сентиментальные песни, когда отца, царство ему небесное, не было дома. Отец не разрешал, чтобы девушки пели. Считалось, что женщине петь не полагается.
Яков бежал еще некоторое время и, наконец, остановился около хаты Яна Бжика. Ну, вот оно!… Его охватила дрожь, он затаил дыхание. Он все видел отчетливо: соломенную крышу, окошко, сарай, даже чурбачок, на котором колол дрова. Посреди двора находилась собачья конура, но собаки там, видимо, не было. Давно забытый запах ударил ему в нос. Он на цыпочках приблизился к овину. Ему надо было сделать так, чтобы Ванда не вскрикнула, не разбудила бы домашних. Но как? Он вспомнил об их прежнем условном знаке. Прежде чем войти к нему в клуню, Ванда обычно стучала — два раза погромче, а третий совсем тихо. Это было в те времена, когда Яков опасался нападения со стороны Антека или Стефана. И вот он постучал условленным образом, но никто не ответил. Лишь теперь до него дошло, на какой риск он шел. Попадись он здесь на глаза, его приняли бы за вора. Мужики бы расправились с них тут же на месте. И куда он с Вандой пойдет, если застанет ее здесь? Что ни говори, он рискует жизнью. За обращение христианина в еврейскую веру Якова могут сжечь на костре. Кроме того, евреи ни за что не станут считать новообращенную своей.
Еще есть время, чтобы убраться отсюда! — подсказывал Якову внутренний голос, — не то потеряешь и земную и загробную жизнь!… Его трясло. Куда меня завела страсть? — спрашивал он себя.
Все же он потихоньку отомкнул дверь овина. Я более не властен над собой! — как бы оправдывался он перед собой. Яков уловил шорох дыхания и знал, что это исходит от Ванды. Он приблизился к ней, готовый зажать ей рот раньше, чем она издаст звук. Он подкрался к вороху сена, на котором она спала. Глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел при скудном свете, который проникал через щели в стенах и в крыше, что она лежит до половины открытая, с обнаженной грудью. От ее тела на него повеяло жаром. Он положил свой мешок. В воспаленном от бессонницы мозгу вертелась история Руфи и Боаза. Она ему снилась наяву. Он произнес чуть слышно:
— Ванда…
Ванда задержала дыхание.
— Ванда, не кричи, это я, Яков…
И ничего более он не был в состоянии произнести,
Ванда вздохнула.
— Кто это?
— Не кричи, это я, Яков…
Слава Богу, она не закричала. Ему не пришлось зажимать ей рот. Она, видимо, еще не осознала, что происходит вокруг нее, села, как это делают тяжело больные, когда бредят.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии