Воспитание - Пьер Гийота Страница 26

Счет, таблицы сложения, вычитания, умножения, и снова Библия, сделки Господа с людьми, дни, огромный возраст пророков, родословия, предки, потомки, численность скота, мера и вес зерна, ячменя, оплата, умножение хлебов, рыб. Начиная с правила трех, я теряю почву под ногами, я уже мечтаю о другой логике, иной системе раздела, напрасно ищу я деление, правило трех в видимых явлениях природы, жизни, даже в явлениях внутренней жизни.

Геометрия: я уже умею чертить круги, углы, окружности, прямые, треугольники в окружностях, знаю кое-что о перспективе, на меня наводит скуку безупречное зашифрованное описание того, что можно выразить словами в сочинении. Даже сами геометрические термины я воспринимаю как враждебные письму.

В ту эпоху национального, общеевропейского, всемирного возрождения в школе, светской либо церковной, от детей требуют многого: в нашей Братья христианских школ стараются приподнять каждого ребенка над его социальным положением либо интеллектуальным уровнем; чаще всего сами из крестьян или рабочих, дюжие, порой жестокие - голову строптивого ученика держат под краном во внутреннем дворе, пока не пойдет носом кровь, - крайне упорные в своих знаниях и умениях, они ведут эту зловонную горстку в черных блузах с красной каймой, все еще кусаемую вшами, страдающую чесоткой, недоедающую, еще долго сидящую на карточной системе, к Родине, Языку, Науке, Вселенной: история Франции, колонии, звезды...

Родина: она восстанавливается в виде мировой Империи, «величайшей Франции»: Алжир - то же, что и Бретань или Эльзас, это Франция с ее департаментами.

На уроках ребенок узнает и понимает, что его Родина - чередование, мешанина ужасов, измен, подлостей, голода, величия и процветания, социальных жестокостей и братского освобождения, он знает, поскольку сам видел, даже в своем маленьком кантоне, какие лица у предателей, которых хорошо кормит измена, тогда как другие, внутренние изгнанники - в истории их миллиарды - или повстанцы голодают.

Он знает, что Франция причиняет зло себе самой, своим соседям и всему миру, но ради их же блага, и так было «раньше». Он также знает, что Францию не в капусте нашли, что ее территория на протяжении столетий разрасталась в умах королей вокруг Иль-де-Франса, а затем и в мировом масштабе: долг Франции - нести цивилизацию народам, которые без нее коснели бы в своих бедах и нищете, и на иллюстрациях гордое, прекрасное население Империи, в эффектных нарядах, набедренных повязках, с дротиками либо со своей продукцией на голове или в руках, смешивается с населением метрополии в тройках и вечерних платьях.

Франция - это прежде всего само слово Франция, свет, связь: у кого нет в этом мире ничего, ни блага, ни архивного прошлого, ни общественного уважения, те обладают этим благом, общим для именитых и безвестных.

В сердце ребенка она стоит на втором месте после матери, его божества: Франция.

Гран Ферре [138], публичное отпирательство Жанны на сент-уанском кладбище в Руане [139], ее «сожжение» на Рыночной площади, убийство Генриха IV на улице Ферронери [140]и его плачевная рана - округлая, с клинком внутри, символ и боль человеческой Истории, - и даже последнее наставление Людовика XIV [141]правнуку: «Не подражай моей страсти к войне», шевалье д’Ассас [142], бой снежками под предводительством маленького Бонапарта в Бриеннской военной школе [143]примирение короля и нации 14 июля 1790 года [144], женщины Константины, осажденной французами в 1840 году, бросаются в руммельские ущелья [145]- тогда-то мы узнаем, что народы, подвергшиеся нападению, рыцарски обороняются.

Рассказы святых отцов либо монахинь подкрепляют образ Франции, посылающей, жертвующей лучшими своими сынами и дочерьми в заморских владениях. Проезжие миссионеры, «по возвращении из жарких стран», показывают нам фотографии своих миссий, где африканские, азиатские, океанийские дети прилежно чертят карту Франции.

Один приезжает к нам аж из Китая, рассказывает, как пытали его самого и перебирает двумя оставшимися пальцами правой руки снимки китайских племен, раздираемых между националистами и коммунистами.

Кожа под его бородой багровеет. Чем больше он говорит, тем сильнее горячится и теряет авторитет посланца Христова, обязанного понимать и любить своих палачей.