Лавина - Виктория Токарева Страница 26

Надька могла обойтись без мужа: деньги есть, дети есть. Но обойтись без любви она не могла. Тоска по Андрею подступала, как удушье. Надька научилась запивать тоску спиртным. Гадость не пила, только виски с черной этикеткой. Сохраняла здоровье.

Однажды в пьяном виде позвонила домой секретарше Лене.

Лена доложила, что Андрей улетает в Америку.

— Когда? — Надька напряглась до звона.

— Через неделю. Рейс «Транс-аэро». Дима ездил за билетами…

За неделю Надька свернула горы, кому-то звонила, врала с три короба, кому-то платила, металась по Москве. Ей нравилось ставить трудную цель и добиваться любым путем: идти в обход, идти на таран, если надо. А в результате испытать торжество победы. Ощущение торжества было слаще, чем сама цель.

Но вот виза — в паспорте. Надька — в Шереметьево. Спросила в кассах: есть ли билет на «Транс-аэро» до Лос-Анджелеса? Оказалось: билетов навалом. Самолет летит полупустой.

Надька опасалась: если Андрей ее обнаружит — будет скандал. Либо без скандала. Он просто не полетит. Вернется домой. Скажет Светлане: «Она меня преследует, я ее боюсь».

Надо было пробраться в самолет до объявления посадки и там спрятаться.

Надька подошла к трапу, соединяющему аэропорт с самолетом. У входа стояла строгая стюардесса.

— Посадку объявят через полчаса, — предупредила стюардесса.

— Я беременна. Мне надо лечь, — попросила Надька.

Стюардесса оглядела стройную Надьку. Наткнулась на ее умоляющие глаза. Пожала плечом и пропустила. В конце концов, это не такое уж большое нарушение.

Надька галопом промчалась по рукаву. Две стюардессы обернули к ней свои личики в полной косметике.

— Девочки, спрячьте меня! — взмолилась Надька. — Сейчас в самолет войдет мой любимый. Если он меня увидит — выкинет в иллюминатор.

Стюардессы мгновенно все сообразили. «Любимый» и «выкинет в иллюминатор» — вполне возможный сюжет. Только любимые и выкидывают. А нелюбимые ведут себя прилично.

Стюардессам стало весело. Одна из них сунулась в кабину пилота, потом вышла и сказала:

— Вадик разрешил, но только до взлета. Я за вами зайду.

Надька подалась к кабине, но стюардесса остановила:

— Поднимите руки.

— Зачем? — удивилась Надька.

— Инструкция.

Стюардессы быстро и сноровисто обхлопали ее по всему телу. Проверяли на безопасность. Не шахидка ли? Но у шахидок другие лица, другие глаза. Они устремляются не к любовнику, а в вечность. К самому Аллаху, который за руку отведет их в рай.

Надька вошла в кабину. Присела сразу возле дверей на откидное сиденье.

Командир корабля и первый пилот сидели на своих местах, проверяли пульт управления. Переговаривались тихо и коротко на своем самолетном языке. Понимали друг друга с полуслова. Они были молоды, серьезны, сосредоточенны. В их руках — человеческие жизни, и свои в том числе. Широкоплечие, в красивой форме, они казались сверхлюдьми.

На Надьку они почти не обернулись. Вернее, обернулись, но не увидели. У них были дела поважнее.

Посадка закончилась. Трап отъехал. Самолет покатил на взлетную полосу. Мотор заревел, набирая ярость и захлебываясь от ярости. Помчал по взлетной полосе, оторвался от земли, и в мгновение земля оказалась далеко внизу. Стюардесса не зашла. Забыла скорее всего.

Навстречу Надьке полетели облака. Обзор был широкий — впереди и по бокам. Надька находилась в стеклянной полусфере. Казалось, что она, как шахидка, летит в вечность…

Как давно у нее не было таких красивых и сильных впечатлений. Последнее время Надька только и делает, что продирается сквозь чащу, как дикая свинья, копя в душе месть и злобу. А ведь есть облака, и бескрайняя синь, и сверхлюди, крепко держащие руль.

Самолет набрал высоту. Облака остались внизу, как вскипевший океан. Солнце светило без помех, торжествующе и нагло. Стюардесса заглянула и забрала Надьку. Надька вошла в салон первого класса.

Андрей сидел, смотрел в иллюминатор. Сквозь разорванные облака в глубокой сизой дымке виднелась земля. О! Как далеко падать, если самолет вдруг выйдет из строя. Как больно разбиваться. А может, и не больно. Сердце разорвется еще в пути, в свободном падении. Андрей вдруг поймал себя на мысли, что сейчас хорошее время для смерти. Ему не жаль было своей жизни. Что его ждет? Работа, работа, опять работа и деньги, деньги… А кому их оставить?… Родители уйдут раньше. Значит, племянникам Светланы. Значит, он крутится как белка в колесе для каких-то малознакомых племянников. А ведь у него есть сын.

Андрей почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поднял глаза. Перед ним стояла Надька и туманно улыбалась. Андрей испугался, что у него зрительные галлюцинации. Он целыми днями думал о Надьке, ненавидел ее, вел воспаленные диалоги, и неудивительно, что слегка тронулся, «упал с качалки». Этого еще не хватало.

— Я не привидение, — проговорила Надька. — Просто я соскучилась.

Она села рядом. Ее волосы пахли смородиновым листом.

Андрей делал свои дела, встречался с нужными людьми. Надьку с собой не брал. Почти все деловые партнеры бывали в Москве, знали Светлану.

Надька злилась. Она предполагала другое развитие событий. Надеялась, что дожмет Андрея до нужного решения. Ее козыри: любовь, квартира, ребенок. Что еще нужно для полной победы? Но Андрей стоял крепко, как дуб на поляне. Он качался и скрипел стволом, когда Надька вдруг исчезала. Но стоило ей появиться, Андрей успокаивался и был непоколебим.

Надька оставалась одна. Знакомилась с Америкой.

Лос-Анджелес, одноэтажный и незатейливый, простирался во все стороны: от океана до Голливуда. Когда-то американцы оттяпали этот город у Мексики, так что город был скорее мексиканский, деревня по большому счету.

Нью-Йорк — другое дело. Это Америка. Город для молодых и энергичных. Надька гуляла по Брайтон-Бич, читала русские вывески. Сидела в кафе, которое держали одесситы: картошка, жаренная на сливочном масле, с румяной коркой, — яд, по американским меркам. Сплошной канцероген.

Надька быстро сообразила: эмигрантам не надо хвалить Россию. Ни в коем случае. Если в России плохо, значит, они поступили правильно. Но если в России хорошо, то что они делают на Брайтон-Бич, под грохочущими поездами метро?… Получается как в песне: «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…»

Надька одиноко сидела в кафе, поглощала холестерин и канцероген. А в это же самое время хитрожопый Андрей пребывал у богатых американцев и вкушал дары моря: омары, креветки, лобстеры, мидии.

Вечером Надька спросила:

— Зачем ты меня сюда привез?

— Я тебя привез? — удивился Андрей. — Я тебя не звал. Ты сама увязалась.

Это была правда и неправда. Одновременно. Внутренне — он ее звал. Он был ей рад, иначе бы она не полетела.