Бессмертник - Белва Плейн Страница 26

Он посмотрел бумаги.

— Ничего нет. А, погоди, вот ее календарь… Анна, вы договорились на следующую субботу! Ты пришла на неделю раньше.

Бог мой, какой же я выгляжу дурой! А деньги Джозефу нужны к среде.

— Анна, бедняжка, как нескладно получилось. Все уехали на неделю к кузине Бланш. Там большое семейное торжество. И миссис Монахан поехала, и Дейзи. Дейзи — новая горничная, она пришла после тебя.

Оказывается, она забыла его голос. Низкий, густой, словно виолончель.

— Анна, может быть, я могу помочь? О чем ты хотела поговорить с мамой?

— Я хотела просить ее одолжить нам денег.

— Вот как? У вас неприятности? Садись же, расскажи, что случилось.

— Но я вас задерживаю. Вы же в пальто, вы собирались уходить.

— Значит, я сниму пальто. Я заскочил домой на минутку, за этим свертком. На дневной поезд я вполне успею.

Она рассказала историю Джозефа, рассказала о его мечте. Рассказ получился коротким. В доме было очень тихо. Это дом-крепость, надежная и неприступная, отгороженная от любых невзгод. И неприступность ее незаметна, смягчена коврами, шелками, подушками…

На его лицо она не глядела. Сидела, опустив глаза, и видела только длинные ноги — нога на ногу — и блеск начищенных ботинок из мягчайшей кожи. О, эти длинные стройные ноги никогда не состарятся: им пришпоривать лошадь в парке, им бегать на теннисном корте… А у Джозефа уже варикозные вены. Доктор говорит: от стоячей работы.

— Я не хотела ни о чем просить! — воскликнула она вдруг почти зло. — С какой стати вы дадите две тысячи совершенно незнакомому человеку?!

Он улыбнулся. Неужели глаза могут так сиять? Ни у кого больше нет таких живых и глубоких глаз.

— Ты права. Но я дам твоему мужу эти деньги. По той простой причине, что я хочу их дать.

— Хотите?

— Да. Ты очень храбрый, мужественный человек. Я хочу сделать это для тебя.

Он достал из кармана чековую книжку, взял ручку. Как же просто, как небрежно можно жить, как легко властвовать над чужой жизнью!

— Как зовут твоего мужа?

— Джозеф. Джозеф Фридман.

— Так, две тысячи долларов. Отдай ему, пускай подпишет вот здесь. И отправь на мое имя. Или нет, лучше сюда, на мамино имя. Я уверен, она бы тебе тоже не отказала.

— Я даже не знаю, как благодарить…

— Да никак не надо.

— Мой муж будет так рад. Он, мне кажется, и не надеялся. Просто цеплялся за последнюю соломинку… Но нам больше не у кого попросить, мы никого не знаем.

— Да-да, конечно.

— Он очень хороший человек. Очень честный, порядочный человек, поверьте! — Чего это она разболталась?.. — Ой, я глупости говорю, да? Какая женщина скажет, что ее муж нехороший и непорядочный?

Он засмеялся:

— Ну, во всяком случае, такую женщину встретишь нечасто. Надеюсь, эти деньги вам помогут.

Поднимаясь по лестнице, Анна расстегнула жакет. Теперь она заметила, что взгляд его скользнул к вороту ее блузки, спустился по кружевной вставке меж грудей. Надо встать, поблагодарить еще раз, повернуться к двери. Но она не шевельнулась.

— Анна, расскажи про своего мальчика.

— Ему четыре года.

— Похож на тебя?

— Не знаю.

— Рыжий?

— Нет, совсем светлый. Но может быть, с возрастом потемнеет.

— А ты стала еще красивее. Ты об этом знаешь?

— Да?..

Руки безвольно лежали на коленях — не поднять. И когда он опустился возле нее на колени, когда повернул к себе ее голову, ее рот — сил уже не было…

Девять жемчужных пуговок на блузке. Нижние юбки — из тафты и муслина, с голубой кружевной вставкой. Корсет. Нательная сорочка…

Его голос доносился откуда-то издалека, словно из другой комнаты. И обрастал по дороге гулким эхом. Глаза ее были закрыты, руки и ноги тяжелы — густой вязкий мед… Он перенес ее на канапе…

— Хорошая моя, ты совсем замерзла, — сказал он нежно и, потянувшись, накинул на них обоих пикейное покрывало. Они лежали в блаженном тепле. Его губы касались ее шеи, она слышала и одновременно чувствовала его частое, прерывистое еще дыхание. И подумала: сон.

Она открыла глаза. Серебристо-розовый, бледный, как бы предвечерний свет окутывал комнату предвечерним покоем.

Нежность, нежное касание. Она снова закрыла глаза. Его пальцы бережно выбирали из ее волос заколки и гребни. Наконец освобожденные волосы рассыпались по плечам, упали на лицо. Двумя пальцами он отвел их за уши.

— Чудо, — прошептал он. — Чудо.

Он не торопился. Он не был голоден, не искал быстрого удовлетворения, чтобы тут же провалиться в сон. Она осязала его всей кожей, всей кровью, вместе с которой он с каждым ударом сердца проникал в самые глубины ее женской плоти. Он был жарким шепотом в ее ушах…

Никогда, никогда прежде!

В ней нарастала волна — могучая, как океанский прилив. Она поднималась, чуть опадала и — поднималась опять, еще выше. В голове мелькнула какая-то мысль, тень мысли. Ей показалось, она шепчет — а может, и правда прошептала: «Пожалуйста», — но его губы нашли ее губы и смыли, стерли слово, от него не осталось и следа. Прилив набухал, волна накатывала за волной. И уже ничто, ничто в мире не могло остановить всесокрушающие необоримые валы.

Она проснулась резко, как от толчка. На улице под окнами скулила и скрипела шарманка, «Са-анта-а Лю-ю-чи-ия…» — всхлипнула она напоследок и смолкла. Тишина. Зато застучало, забухало, точно колокол, сердце. Сколько же она здесь пробыла?

Снизу донеслись шаги. Видно, он вышел, не стал ее будить. Ее одежда уже не разбросана на полу, он все поднял, сложил на стуле.

Она медленно оделась. В комнате было очень холодно. Ее колотила дрожь. Дрожащими пальцами она подобрала гребни и заколки, собрала волосы в пучок. Взглянула в зеркало: одна щека красная, на ней след от…

Она вдруг ослабела, снова присела на край канапе и тут же вскочила как ужаленная. Для супружеской кровати нехороша, гожусь только для этой… Жалкая, унизительная кушеточка с цветочным узором, на тебе можно дремать после обеда, можно почитывать книжку, изредка запуская руку в коробку с шоколадками. А она здесь…

Но он не виноват, он ни в чем не виноват. Ты ведь гордишься собственной честностью? Тогда будь справедлива и признай: он не виноват. Женился на другой? О, это совсем иная история…

Как же сумбурны, как путаны мысли. Как гнусно, отвратительно, как…

Пол стоял внизу, у лестницы, она пролетела мимо, не останавливаясь, — к двери.

— Подожди! — закричал он, увидев выражение ее лица. — Анна, ты на меня сердишься?