Сцены из провинциальной жизни - Джон Кутзее Страница 25

Он не жалеет о своей грубости. Он не представляет себе, какое отношение имеет поэзия к жизни отца, и подозревает, что все это просто притворство. Когда мать рассказывает о том, как, скрываясь от насмешек сестер, она прокрадывалась с книгой на чердак, он ей верит. Но он не может вообразить отца мальчиком, который читает стихи, — теперь отец не читает ничего, кроме газет. Ему кажется, что в том возрасте отец только шутил, смеялся и курил, прячась за кустами.

Он наблюдает, как отец читает газету. Отец читает быстро, пробегая страницы, как будто ищет что-то, чего там нет, хлопает по страницам, переворачивая их. Покончив с чтением, он складывает газету квадратиком и принимается решать кроссворд.

Мать тоже чтит Шекспира. Она считает, что «Макбет» — самая великая пьеса Шекспира.

— «Если б злодеянье, все следствия предусмотрев… — бормочет она и останавливается, затем продолжает, кивая в ритм: — …всегда вело к успеху»… «Эта маленькая ручка все еще пахнет кровью. Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха» ^[14], — добавляет она.

Она учила «Макбет» в школе, учитель обычно стоял возле нее и щипал за руку, пока она не заканчивала декламировать всю речь. «Kom nou, Vera!» — говорил он. — «Продолжай, Вера!» — и щипал ее, тогда она произносила еще несколько слов.

Ему кажется странным (ведь она так глупа, что не может помочь ему с домашним заданием для четвертого класса), что у нее безупречный английский, особенно когда она пишет. Она употребляет слова в их правильном значении, ее грамматика безупречна. В этом языке она как дома, это область, в которой ее не поколебать. Как это произошло? Ее отец был Пит Вегмейер — обычная африканерская фамилия. На фотографии в альбоме он, в рубашке без воротника и шляпе с широкими полями, выглядит как обычный фермер. В районе Юниондейл, где они жили, не было англичан, все соседи, казалось, носили фамилию Зондаг. Ее мать была урожденная Мари дю Бьель, она происходила от немецких родителей, в чьих жилах не было ни капли английской крови. Однако своим детям она дала английские имена: Роланд, Уинфрид, Эллен, Вера, Норман, Ланселот — и говорила с ними дома по-английски. Где они могли научиться английскому языку, она и Пит?

Английский отца почти так же хорош, хотя в его акценте чувствуется африкаанс. Отец постоянно листает «Карманный оксфордский словарь английского языка», когда решает кроссворды. Он, наверно, хотя бы отдаленно знаком с каждым словом в словаре, а также с каждой идиомой. Он со смаком произносит наиболее бессмысленные пословицы, словно запечатлевая их в памяти: «Поспешишь — людей насмешишь».

Сам он не продвинулся в чтении Шекспира далее «Кориолана». Ему скучно читать газеты, за исключением спортивных новостей и странички юмора. Когда больше нечего читать, он читает зеленые книги. «Принеси мне зеленую книгу!» — кричит он матери из постели, когда болеет. Зеленые книги — это «Детская энциклопедия» Артура Ми, которая путешествовала с ними, сколько он себя помнит. Он перечитывал ее много раз; когда он был еще малышом, то вырывал из этих книг страницы, рисовал на них каракули цветными мелками, рвал переплет, так что теперь с ними нужно обращаться осторожно.

На самом деле он не читает зеленые книги — его раздражает их сентиментальный, сюсюкающий тон, — кроме второй половины тома 10, указателя, в котором полно фактической информации. Но любит рассматривать иллюстрации, особенно фотографии мраморных скульптур — обнаженных мужчин и женщин, с клочками ткани на бедрах. Гладкие стройные девушки из мрамора наполняют его эротические сны.

Самое удивительное в его простуде, что она очень быстро проходит — или кажется, что проходит. К одиннадцати утра он перестает чихать, в горле уже не першит, головная боль проходит, он прекрасно себя чувствует. С него довольно потной, противно пахнущей пижамы, затхлых одеял и продавленного матраса, мокрых носовых платков, раскиданных повсюду. Он вылезает из постели, но не одевается — зачем слишком уж искушать судьбу. Он опасается выйти за дверь, чтобы какой-нибудь сосед или прохожий не сообщил о нем. Он играет в свой набор «Конструктор», или наклеивает марки в альбом, или нанизывает пуговицы на тесемки, или плетет шнуры из остатков шерсти. В его ящике полно шнуров, которые он сплел: их можно использовать только в качестве поясов для халата, которого у него нет. Когда мама входит в комнату, он напускает на себя виноватый вид, слушая ее колкие замечания.

Все считают его обманщиком. Он никогда не может убедить маму, что действительно болен. Когда она уступает его мольбам, то делает это неохотно и только потому, что не в состоянии сказать ему «нет». Одноклассники считают его неженкой и маменькиным сынком.

Но на самом деле часто бывает так, что он просыпается утром задыхаясь, он так долго чихает, что эти приступы вызывают у него спазмы, и он еле дышит, плачет и мечтает умереть.

Существует правило: если ты не пришел в школу, нужно потом принести записку от родителей. Он наизусть знает стандартную записку мамы: «Пожалуйста, извините, что Джон вчера отсутствовал. У него была сильная простуда, и я подумала, что ему лучше остаться в постели. Искренне Ваша…» Он с тревогой в сердце вручает письма, которые пишет мама, зная, что это ложь, — их читают, понимая, что это ложь.

Когда в конце года он подсчитывает дни, в которые отсутствовал, выходит почти один из трех. Но он все равно первый в классе. Он делает вывод: то, что происходит в школе, не имеет значения. Он всегда может наверстать дома. Если бы он мог сделать по-своему, то не ходил бы в школу весь год, появляясь только для того, чтобы написать экзаменационные работы.

Все, что говорят его учителя, взято из учебников. Он не смотрит на них из-за этого свысока, и другие мальчики тоже. Ему не нравится, когда время от времени обнаруживается невежество учителя. Он бы защитил своих учителей, если бы мог. Он внимательно слушает каждое их слово. Однако слушает не столько для того, чтобы учиться, сколько на случай, если его поймают, когда он замечтался («Что я сказал? Повтори, что я только что сказал»), на случай, если его вызовут перед всем классом и унизят.

Он убежден, что он другой, особенный. Правда, он пока не знает, что в нем особенного, зачем он пришел в этот мир. Он подозревает, что не станет королем Артуром или Александром, которых чтили при жизни. Только после его смерти поймут, что потерял мир.

Он ждет, чтобы его призвали. Когда прозвучит призыв, он будет готов. И отзовется с решимостью, даже если придется пойти на смерть — как гусарскому эскадрону.

Награда, к которой он стремится, — ВК, Крест Виктории ^[15]. У американцев его нет, и, к его разочарованию, у русских тоже. И уж конечно же, его нет у южноафриканцев.

Он замечает, что ВК — инициалы его матери.

Южная Африка — страна без героев. Волраада Волтемаде, пожалуй, можно было бы считать героем, если бы не его смешное имя. То, что он плыл и плыл по морю во время шторма, чтобы спасти несчастных моряков, несомненно, говорит о мужестве, но было это мужеством человека или коня? При мысли о белом коне Волраада Волтемаде, стойко бросающемся в волны (ему нравится удвоенное, стойкое «о» в слове «стойко»), у него комок в горле.