Шахматистка - Бертина Хенрикс Страница 25

Коста, не обратив никакого внимания на то, что его друг впал в забытье, направился прямиком к стоящему на ночном столике телефону и с силой тряхнул его.

— Это вот что? — грубо начал он. — Два месяца назад, когда ты хотел, чтобы я играл с твоей Элени, ты прекрасно знал, как этой штукой пользоваться!

— Он не подключен, — спокойно ответил Курос: резкий голос друга-аптекаря вывел его из сонного оцепенения.

— Старый дурак, — бросил Коста, усаживаясь на единственный в палате стул. — Ты никогда не переменишься.

Последняя фраза была сказана уже без раздражения и прозвучала как обычная констатация.

— У меня никогда не было желания менять шкуру, как змея, а тем более сейчас, — поспешил ответить учитель в свойственной ему вызывающей манере.

И только слабый и какой-то каркающий голос выдавал то плачевное состояние, в котором находился старик.

— Ну не звать же тебя, чтоб ты слушал мои предсмертные хрипы! Устраивать абсурд вперемешку с пафосом, — проговорил он, почувствовав, что надо разъяснить свою позицию. И сейчас, как всегда, в его словах звучала ироничная нотка и желание называть вещи своими именами.

— Это не тот спектакль, на который рассылают приглашения, — добавил Курос и закашлялся.

— Но, как видишь, я все-таки пришел, — возразил наконец аптекарь, стараясь скрыть волнение и неловким движением стягивая с себя куртку. — А поскольку дух противоречия в тебе очень силен, я считаю, что ты вполне способен выкарабкаться.

Курос в ответ улыбнулся.

— Если б ты позвонил, мне не пришлось бы играть в следователя и будоражить соседей, — немного помолчав, миролюбиво сказал Коста. — Теперь весь город в курсе, что небезызвестный аптекарь Коста сбился с ног, разыскивая своего старого друга Куроса. Не знаю, есть ли тут пафос, но абсурда уж точно навалом, — не преминул добавить Коста на тот случай, если учитель не уловил шутки.

— Так ли это теперь важно?

Риторический вопрос Куроса не требовал ответа — тем не менее аптекарь весело парировал:

— Боюсь, как бы не отнять у тебя часть твоих заслуг и не переключить внимание публики на себя.

Коста нисколько не церемонился и будто бы не замечал, что находится у постели смертельно больного человека.

— А прославила тебя твоя уборщица, что теперь отправилась развлекаться в Афины.

— Лучше бы ты сделал то же самое, вместо того чтобы держать меня за ногу в решающий момент моей жизни, — шутливо ответил Курос.

— Хватит и того, что ты меня опозорил. Я здесь, и останусь здесь, — решительно сказал Коста, вынимая из кармана куртки газету, предусмотрительно купленную для такого случая.

— Мак-Магон, — как бы невзначай сказал Курос.

— Что? — не понял Коста.

— Мак-Магон, герцог Маджентский ^[8], кажется, произнес эту знаменитую фразу 8 сентября 1855 года, во время Крымской войны, — серьезным тоном сказал Курос и в следующее мгновение заснул.

Коста остался один, так и не успев рассказать другу все новости дня. Этот старый педантичный дуралей еще учит его истории. Коста был до крайности озадачен.

“Мак-Магон”, — с удивлением повторил он, словно родовое имя герцога Маджентского таило в себе нечто, что могло пролить свет на сложную и загадочную личность учителя.

Этот памятный разговор стал в жизни двух друзей последним. Состояние Куроса стремительно ухудшалось. Несмотря на усилия врачей, его организм не смог победить болезнь. По прошествии двух дней безуспешной борьбы Курос скончался в больничной палате, и обостренное чувство собственного достоинства его друга подверглось суровому испытанию.

Сделав все, что необходимо в таких случаях, Коста вынужден был устраниться из-за понаехавших отовсюду родственников Куроса, у которых только теперь пробудились родственные чувства. В доме покойного учителя, еще не похороненного, запахло ладаном и разного рода домыслами о якобы спрятанных богатствах. И только крики бегающих по всему дому детей останавливали на мгновение церемониальную суету. Косте пришло время ретироваться.

Аптекарь вернулся домой. Когда острое чувство утраты немного притупилось, он вдруг вспомнил об Элени. В сумятице последних дней Коста совсем забыл о ее существовании, а между тем она все еще была в Афинах и нужно было известить ее о смерти Куроса. Он с сожалением отбросил мысль о том, чтобы просто позвонить ей по телефону в гостиницу. Надо быть бревном бесчувственным, чтобы так поступить, а он, хоть и желал им казаться, никогда таким не был.

Хорошо все обдумав, он пришел к выводу, что другого пути нет, как только сесть на ближайший паром и ехать в Афины. Кляня свою судьбу, принялся собирать вещи. Фортуна любит показывать человеку фокусы, вот и его она сделала мрачным вестником в этом деле, доверив ему “уборщицу” как единственное наследство покойного.