Стекло и дерево - Сергей Буянов Страница 25

– А если не почувствует? Тогда что?

– Так ведь соображать надо! – постукала себя по низкому лобику Люська. – Перегибать-то не надо!

– А если не догнуть?

– Тогда ты станешь его рабыней навсегда!

– А это плохо?

– Ты что?! – Люська удивлённо выпучила глаза.

– И всё-таки, когда уже можно соглашаться?

– Главное, не когда, а как! Надо показать ему, что ты наконец-то сдалась! Чтоб он почувствовал себя победителем! А потом из него можно верёвки вить!

– А разве это хорошо?

– Лина! – Люська вскочила на ноги: – Ты явно не созрела до семейной жизни! Раз задаёшь такие вопросы!

– А ты, конечно, созрела?

– Я-то? Конечно! Просто женихи ещё не доросли!

– Хорошо, спасибо за лекцию по введению в семейную жизнь. Ты, наверное, куда-то спешишь? – Эвелина кивнула на дверь.

– Да вовсе нет! – простодушно не согласилась Люська.

– У тебя ведь полно дел, да и у меня не меньше, и вообще, голова начала болеть, – Эвелина поднялась со стула и встала так, что закрыла спиной обзор в комнату, недвусмысленно приглашая подругу к выходу.

Люська поняла, но не могла до конца осознать, что её вот так, запросто, выставляют за дверь! От этой рохли она никогда не ожидала такого. Что делать? Пришлось идти в прихожую и быстренько одеться. Люська поглядела в глаза нужной подруги. Странная отвлечённость обычно живых, временами искрящихся зрачков, неприятно поразила её.

– Лина, ты хорошо себя чувствуешь?

– Не очень, но мне сразу станет легче, как только я останусь одна.

– А может, тебе выпить аспирина?

– Может, – согласилась Эвелина отвлечённо, её мысли блуждали где-то очень далеко.

Люська обиженно фыркнула и нарочито деликатно прикрыла за собой дверь.

Эвелина не заметила мнимой обиды Люськи. Она глянула на часы и начала собираться на занятия. Эвелина собиралась в лихорадочной спешке. Ей казалось, что опоздание неизбежно. Мало того, что она пропустила лекцию, придётся ещё извиняться за задержку на семинар.

На сборы ушло всего лишь четыре минуты.

Странно, как медленно идёт время?! Она подошла к двери. Замок почему-то оказался незапертым. Холодный пот прошиб Эвелину, неужели она провела всю ночь с раскрытой дверью?

В носу щипнуло запахом мускусоподобной эссенции. Здесь была Люська! И совсем недавно. Странно, что она тут делала? Эвелина постояла в задумчивости, неожиданно сковало всё тело, затекли ноги. Прошло около часу в её неподвижности, но стрелки часов свидетельствовали о каких-то десяти минутах. Эвелина, не зная почему, взяла с собой англо-русский словарь. Кто-то, в самой глубине подсознания, намекал ей о ненужности этой книжонки, но кто – Эвелина так и не вспомнила. Она вышла на лестничную площадку, дождалась лифта: кнопка вызова сработала сразу, но кабина медленно-медленно пробиралась к её этажу, Эвелина хотела было пойти пешком, но двери лифта с тихим шумом отворились. Словно в замедленной съёмке, лифт кое-как доставил её к первому этажу.

Во дворе преобладали серые тона. Снег, местами подтаявший, местами подсыпавшийся, тускло отражал расплывчатыми контурами свет бледного и холодного солнца. Люди куда-то шли, до карикатурности, странно передвигая скованными ногами. Ощущение нереальности охватило Эвелину, призрачность и силуэтность окружающего навевали чувство отсутствия жизни. В трансе она проследовала до остановки автобуса, дождалась своего маршрута, вошла, уселась на свободное место и раскрыла перед собой словарь. Она не могла понять, зачем ей нужен этот язык, если все вокруг общались, исключительно, на русском! Где-то в закоулках памяти, строгий воспитатель приказывал ей выучить необходимый словарный минимум за сегодняшний день. Эвелина принялась читать. Странно, но, на этот раз, транскрипция букв почему-то не соответствовала прочтению слова. Идиотские буквы начали раздражать. Написано по дюжине букв, а читаются как четыре звука, почему? Вспомнилось высказывание первого её преподавателя о том, что англичане-де весьма консервативны: язык их меняется, а правописание остаётся прежним. Какая дикость! И такие люди заставили большую часть земного шара говорить на их языке. Да ведь это типичное насилие завоевателей. Пожалуй, похуже какого иного.

Но были же люди, которые не сдались, сохранив собственный язык!

Эта мысль прочно вошла в разум Эвелины и не отпускала его в дальнейшем.

Механически она занималась в институте, автоматически общалась со знакомыми, не переставая думать о независимости. Изредка её отвлекали подруги-однокашницы. Лина отработанно чётко подсказывала им верный ответ, а сама, всё нетерпеливее, поглядывала на часы, словно спешила, сама не зная, куда и зачем.

Эвелина внимательно огляделась по сторонам и удивилась. Пока она думала, за это время ничего не изменилось. Та же аудитория с обшарпанными столами и расшатанными стульями, те же одногруппницы, тот же странноватый препод, уткнувшийся в свои бесчисленные бумажонки. Вроде бы всё как всегда, но в самом воздухе что-то изменилось, незаметно произошёл сдвиг в непонятную сторону. Воздух то тяжелел, то облегчался. То его можно было резать как масло, то чувствовалось, как в мозге циркулирует кровь, принося живительный кислород. Эвелина вдруг поняла, что время – придуманное людьми понятие для того, чтобы оправдать собственную лень. Если человек что-то не успел, заявляет, что ему не хватило времени! Если тяжело работать и лень двигаться, опять же – не хватило времени выспаться! А на самом деле она сидит тут уже часов шесть, не меньше, а по официальному времени – не прошло и двух часов. Эвелине показалось, что все присутствующие об этом знают, но не подают вида, а до неё, в целом мире, никому нет дела.

Но про Эвелину не забыли и продолжали заботиться о ней.

Во время обеденного перерыва Карина Львовна долго разговаривала по душам со своим одноклассником Сулимовичем. Чтобы попасть к нему, на другой конец города, пришлось использовать институтскую машину, отвлечь людей от личных дел и вообще, потратить массу энергии.

После обсуждения основной проблемы Карина Львовна пожаловалась старому другу на свою дочь. Она рассказала Льву Давидовичу обо всех конфликтах с Эвелиной, обо всех странностях дочери. Сулимович со вниманием выслушал школьную подругу. Он понимающе кивал, не перебивая, а в итоге выдал заключение:

– Твоя дочь переживает переходный возраст.

– Как это? С запозданием на десяток лет?

– Конечно, ты ведь сама не дала ей вовремя повзрослеть!

– Как раз наоборот, только я ослабила контроль, вот, пожалуйста! Начались фокусы и капризы! Она всё больше отдаляется от меня!

– Слушай, Карина, если желаешь добра дочери, то дай ей видимость свободы! Перестань опекать её во всём, позволь хоть что-нибудь сделать самостоятельно!

– Лёва, ты думаешь, так будет лучше?