Незамужняя жена - Нина Соломон Страница 25

— Готова? — спросил Кейн.

— Как всегда, — ответила Грейс, стараясь придать обычную интонацию голосу, вот-вот готовому сорваться. — Снова на весь день?

— Если ты не хочешь ехать… — начал Кейн.

— Нет, хочу. Просто мне нужно вернуться пораньше. У нас с Лэзом кое-какие планы на потом. За час управимся?

— Скорее за два, но вы, ребята, всегда спите, так что вам дорога покажется короче. Все равно что дрова везти.

— Лэз не всегда спит.

— Попрошу не путать.

Грейс вспомнила о том, как они в первый раз возвращались домой с фермы, и руку Лэза, растирающую ее ступни.

— Ну ладно, может, просто дремлет, — сказала она. И протянула Кейну сложенный листок. — Это твой?

— Надеюсь, ты не против. Я вырвал его из одного вашего журнала. Тут есть для меня кое-что интересное.

Его тон показался Грейс непривычно наглым. Что ж, отныне и впредь они — сверхсовременные люди без предрассудков! Она посмотрела на Кейна, стараясь по его лицу угадать, заметил ли он что-нибудь. Выражение лица у Кейна было самое обыкновенное.

— Ничуть, — ответила она. — Мне-то уж это точно ни к чему.

Дорога на Такону больше обычного напоминала театральную сценку. Они с Кейном, как всегда, непринужденно болтали, с той лишь разницей, что Грейс испытывала болезненное чувство ответственности за выбор темы.

— Куда собираетесь с Лэзом? — поинтересовался Кейн.

— В «Иль дуомо», — ответила Грейс. И сразу поняла, что ляпнула что-то не то. Она не могла понять, почему просто не сказала, что встречается с Лэзом в «Розовой чашке».

— «Иль дуомо»? — переспросил Кейн. — Уж не то ли это место, которое Лэз называет «богадельней»?

Грейс вспомнила, как однажды они ужинали там с ее родителями. Внимательно оглядев зал, битком набитый седовласыми джентльменами и их завитыми подругами — платиновыми блондинками, Лэз спросил официанта, не порекомендует ли он им ньокки.

— Это блюдо не совсем из нашего сортимента, — ответил официант, взамен предложив шпинатовые равиоли и креветки, — и то и другое оказалось вялым, пресным и на удивление лишенным какого бы то ни было вкуса, так что кровяное давление и уровень холестерина хозяев «Иль дуомо» мог преспокойно оставаться в пределах нормы. Отец Грейс сыпанул в свою тарелку соли, будто посыпал солью улицы города после метели. После этого сортимент стал одним из любимых присловий Лэза и Грейс.

— Есть еще один «Иль дуомо», — соврала Грейс.

— Вот как… мы, то есть, я хотел сказать, я мог бы пойти с вами.

— Мы? — переспросила Грейс. На этот раз она не смогла сдержаться. — Кейн, я знаю о твоем романе.

На лице Кейна появилось неподдельно изумленное выражение.

— Знаешь?

— Мать Лэза сказала мне вчера. — Грейс старалась, чтобы ее голос звучал как можно непринужденнее. Она несколько раз нажала кнопку бардачка.

Кейн повернулся к ней, словно догадавшись о чем-то жизненно важном.

— Ах так вот почему ты вела себя так странно вчера вечером?

— О чем ты? И совсем я не вела себя странно. По мне, так все в порядке. Просто хотелось, чтобы ты сам сказал.

— Теперь все так изменилось, Грейс. Я будто заново родился. Такое счастье — просто не верится. Жду не дождусь, когда вы, ребята, наконец познакомитесь. — Грейс не доставило особого удовольствия то, что ее включили в число ребят. Кейн говорил с воодушевлением, словно испытав облегчение оттого, что наконец-то может говорить свободно. — Вы полюбите друг друга, — заверил он. — Вы так похожи.

— Правда?

В этот момент крышка бардачка распахнулась, и кипа путеводителей с загнутыми страницами вместе с прибором для измерения давления в шинах высыпались Грейс на колени. Она попыталась запихнуть все обратно, однако, несмотря на ее старания, дверца никак не хотела закрываться.

— И мы понимаем друг друга с полуслова, — продолжал Кейн. Грейс едва удержалась от иронического «еще бы», использовав паузу, чтобы привести в порядок рассыпавшиеся путеводители. Один, особенно толстый, она засунула в дверной карман и решительным движением захлопнула дверцу.

— Рада за тебя, — сказала Грейс. Затем более спокойно добавила: — Лэз тоже будет рад.

— Ты ему ничего не говорила?

— Думаю, он предпочел бы услышать это от тебя, — ответила Грейс. Одним коленом она плотно прижала дверцу бардачка, бдительно за ней наблюдая (на случай, если она распахнется опять), как за чем-то непредсказуемым и угрожающим, вроде чертика из табакерки.

— Как бы я хотел никогда не расставаться со своей любовью, — сказал Кейн, вздохнув.

Кейн свернул с магистрали на двухполосную дорогу. Они увидели знак, указывающий дорогу к елочной ферме, и поехали по гравийному подъездному пути. Грейс порадовалась тому, что надела ботинки, так как снег начал таять, превращаясь в мокрую грязь. Она пошла за Кейном по раскисшей дороге, сунув руки в перчатки Лэза.

Следуя за Кейном в чашу леса, Грейс вспомнила о глубоком, по колено, снеге в Центральном парке, где они гуляли с Хлоей. Им было тогда не больше десяти, и они все утро катались на санках. Грейс тащилась вслед за Хлоей, неохотно волоча за собой санки. В поисках холма, который, твердила Хлоя, должен быть прямо за спуском, они кружили по каким-то засыпанным снегом тропинкам, пока окончательно не заблудились. Грейс запаниковала, но к ее собственному удивлению и облегчению каким-то образом сама отыскала обратную дорогу, прежде чем мать Хлои спохватилась, что девочки пропали.

Внезапно Грейс заметила, что снова оказалась лидером: Кейн шел сзади, ступая в ее глубокие следы.

— Какой высоты? — спросил Кейн, осматривая зеленые, как мох, ветки шотландской сосны. Дерево было примерно на фут выше Лэза. Грейс сказала, что это идеальный вариант. На Кейне были серая куртка, крепкие башмаки и полосатая шапочка. «Дитя природы», как любил называть его Лэз, когда они забирались в какую-нибудь глушь. Даже в окрестностях Нью-Джерси Кейн преображался и становился похож на хорошо экипированного вожака скаутов, готового ко всему. Достав свой швейцарский армейский нож, Кейн срезал кусок коры.

— Свежая? — спросила Грейс.

— Грейс, она же еще растет. Я просто хотел посмотреть, насколько влажнее древесина.

Кейн помахал рукой молодому парню в красном пикапе — в знак того, что дерево выбрано и они готовы срубить его. Почетное право сделать это, как всегда, было предоставлено Кейну, орудовавшему пилой с той же неколебимой сосредоточенностью, с какой отец Грейс разделывал индейку.

Завернув дерево в зеленую пластмассовую сетку, Кейн с пареньком запихнули его в джип — так, что верхушка торчала над передним сиденьем, а ствол высовывался сквозь заднее окно; теперь для Грейс оставалось место только сзади. Кейн дал ей клетчатое шерстяное одеяло, чтобы согреться. Окруженная ветвями, завернувшись в одеяло, Грейс чувствовала себя как в благоухающем гнезде. Кейн указывал ей на попадавшиеся по дороге достопримечательности, дикторским голосом выдавая краткую информацию: «Вот дом Твена — построен в форме шестиугольника» или: «Не проезжайте мимо — лучший пирог с банановым кремом в радиусе ста миль».