Бес смертный - Алексей Рыбин Страница 25

Мы уходили врассыпную туда, где погрязнее. В двух остановках от магазина радиодеталей, напротив которого и работал наш «толчок», за грядой высоких, неизвестной породы кустов находилось какое-то таинственное производство, распространявшее на всю округу запах поросячьего говна. Может быть, оно было и не поросячьим, но уж точно не человеческим. Как пахнет человеческое говно, знает любой младенец, запах же, стелившийся зимой и летом над улицей Червонного Казачества, отличался от запаха человеческого говна так, как бык отличается от Юпитера. Проезжая по этой улице, местные жители и гости из провинции отчетливо понимали, что наш город живет не только тяжелым машиностроением и туристическим бизнесом.

Вот туда мы и бежали – на запах этого нечеловеческого, неизвестного происхождения говна. Менты и дружинники всегда отставали от нас, предпочитая повернуть вспять и ринуться на асфальтированные площадки городских дворов, чтобы там продолжить охоту на социально чуждых им молодых негодяев.

Подступы к источнику горячего, тяжелого запаха были покрыты липкой грязью. Может быть, это тоже было говно, застарелое и выдохшееся, мы не разбирали, мы хлюпали по вязкой жиже, непроходимой для ментовских ботинок, – хотя они и назывались «говнодавами», но это одно название – роняли иногда свои пластинки и не поднимали их: свобода дороже, на свободе мы могли купить еще таких пластинок, а в следственном изоляторе особо не разгуляешься, там тебе даже «Бони М» не поставят, не то что «Кримсон» какой-нибудь или эстетский «Экс-Ти-Си».

Вольдемар процветал недолго. Его пластинки с речами Брежнева и наклеенными на них лейблами «Пинк Флойд» и «Эмерсон» принесли быстрые деньги, но деньги эти столь же быстро кончились, а продавец фальшивых дисков был вычислен, так что появляться на «толчке» Вольдемару стало небезопасно. В результате мой товарищ завязал с торговлей пластинками и переключился на операции с валютой. Стал богатым человеком, но с музыкой расстался навеки. А жаль, такой увлеченный был меломан, любо-дорого глядеть. Вот так деньги сбивают людей с верного пути, хоть бы этот путь и шел по сырому говну.

«Молния, видно, в домик попала», – подумал я.

Я сделал большой глоток из бутылки. Ну ладно, котельные, бывают, взрываются. Не часто, правда, но случается такое. Дай бог, чтобы там никого не было.

Я посмотрел в сторону недавнего взрыва. Пламя унялось, только пыль и гарь стояли над местом трагедии. Ни одного человека рядом с черными стенами котельной видно не было, и что-то подсказывало мне, что внутри тоже никто не пострадал. Стадион возвышался надо мной спокойно и молчаливо, никто не выбегал из него, никто не стремился тушить пожар, который, собственно, уже иссяк сам собой.

Не наблюдалось людей и на окрестных улицах – пуста была Бассейная, по ней проехал одинокий и, кажется, пустой автобус, а на проспекте Гагарина, разлегшемся вдоль ограды Парка Победы, вообще не виднелось ни одной машины.

Темнота вокруг сгущалась; если бы я не был уверен, что сейчас середина дня, то решил бы, что оказался на пустыре возле СКК в безлюдный предрассветный час.

Типичное состояние для профессионального алкоголика – временная потеря памяти: выпиваешь в одном месте, скажем, утром, а потом очухиваешься и находишь себя совершенно в другом месте и в другое время. В этом нет ничего страшного, и со временем я к этому привык. Сейчас же меня угнетали неожиданный холод и полное отсутствие даже намека на присутствие моей гостьи. Так хорошо начали, думал я, и все? Нет, мне нужно ее найти. Зачем это мне нужно, внятно я объяснить себе не мог, но понял, что прямо сейчас отправлюсь на поиски. Куда она могла деться? Не так много в нашем городе мест, которые могут интересовать юную желтую журналистку. Все они, юные и желтые, одинаковые. Круг их интересов напоминает дырочку на виниловой пластинке. Вся музыка нарезана на диске, а критики видят и обсуждают только дырочку в центре.