Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - Илья Троянов Страница 25

Алекс щекочет ее пятки, два пальца прыгают по ее ступне, словно нетерпеливые птички, сопровождаемые песней дятла, нет, Алекс, не надо, по лесу бежит дятел с длинным носом, он босой и голый, этот дятел, он то и дело тукает, тук-тук-тук, стук-стук-стук, выхваляется, как много червяков он может достать. Она поджимает ноги и распахивает глаза.

— Здесь воняет.

— Доброго утра, красавица, пусть твой нос и дальше спит.

Алекс вскарабкался на кровать и запечатлевает поцелуй на левой щеке матери.

— Они что, снова стряпают, цыгане-то?

— Я принес для тебя чаю.

Васко улыбается, гордясь своей добычей, и поднимает бутылку из-под колы. Чашек нет, надо просто открыть рот. Он держит бутылку, обернув ее нижней сорочкой, а горлышко поднес к Яниным губам. Оттуда выливается слишком большой глоток. Чай течет у нее по шее. Обжигает. Васко поспешно вытирает ее все той же нижней сорочкой.

— Когда они вернутся, надо сохранять спокойствие, они люди опасные, вполне могут тебя заколоть.

— Никого они не заколют.

Стук — как будто шлепают ладонью, и в комнате возникает Богдан, раз обещал — значит, все. Хорошие, хорошие новости. Цыгане сами нашли выход — они уплотнятся и освободят еще одну комнату, вот ее-то вы и получите. Стряпня для них очень важное дело. А вы уже завтракали? О, прошу прощения, только что встали. Ладно, я приду попозже…

…вы, конечно, хотите узнать, что будет дальше. Это, можно сказать, вопрос на засыпку, это у Богдана все спрашивают. Будь на то моя воля, вы бы уже завтра выехали в рай первым классом, а я бы весело помахал вам ручкой с перрона. Но чего нет, того нет. Scusi. Короче, попытаюсь объяснить вам положение дел. Вы попросили политического убежища, а потому и можете проживать в этом лагере. Проблема номер один: Италия не предоставляет политического убежища, во всяком случае, не предоставляет простым смертным. Короче, для вас Италия — это просто транзитная страна. А ехать вам надо куда-нибудь еще, причем выбор не сказать чтобы велик. Немногие страны готовы принимать у себя эмигрантов. Австралия, Южная Африка, Аргентина, ну и еще парочка. В Штаты вы можете попасть, только если у вас там найдется гарант, который должен подтвердить, что знает вас и дает гарантию, что вы не спалите всю страну, не застрелите президента и не выкинете еще чего-нибудь в том же духе. Называется это аффидевит. У вас есть там кто-нибудь? Тогда про Штаты можете сразу забыть. В Канаду можно и без гаранта, но тут надо ждать…

— А Европа? Вообще-то говоря, мы хотели остаться в Европе.

— Вот с этим плохо, совсем плохо. В Европе места нет. Могу предложить только Швецию, страна холодная, квота низкая. Ждать долго, зато Канада — вполне приличная страна. Так что Богдан еще бы десять раз подумал. Швеция — значит ждать, ждать и еще раз ждать, причем никто не знает, не передумают ли они, пока вы тут сидите и ждете, как ягнятки. Вот так обстоят дела. Но не обязательно сразу принимать решение. Прокрутите все это в голове и раз и другой. Успокойтесь немножко, не надо действовать очертя голову, Сашко, где же ты, интересно, спал? Сейчас Богдан попробует угадать. Наверняка сверху, так ведь?

— Нет, мамо не разрешила.

— Ой-ей-ей. Посмотрим, может, мы сумеем уговорить маму. Ты подожди. И еще одно, прежде чем Богдан уйдет снова. После обеда вы должны сами мыть за собой тарелки и приборы, для этого есть комната возле столовой, да, тут вы тоже много чего увидите… А ты, Сашо, ты ведь им подсобишь? Может, тебе в награду и позволят спать наверху.

Богдан со смехом прощается.

На обед спагетти: спагетти — как на полк солдат, а рубленое мясо — как на семью. Две стопки пластиковых суповых тарелок синего цвета. У кого подошла очередь, тот берет из стопки верхнюю тарелку, подставляет ее под половник, половник вываливает кучу спагетти и шматок кетчупа. Васко, Яна и Алекс подсаживаются к землякам. Куда ни глянь — спагетти наматывают на вилку, они свешиваются с обоих концов, иногда до самой тарелки. Ножей нет, а действовать ложками неудобно, итальянцы едят вот так, сейчас я вам покажу, смотрите, а теперь вы быстро поворачиваете вилку и… такие спагетти они называют «спагетти по-болонски». В честь города Болонья.

— Там самый старый университет, — говорит Яна, и все таращатся на нее, словно она ляпнула какую-то глупость. За соседними столами сидят румыны, тоже едят спагетти, дальше сидят, вероятно, венгры, чехи, поляки, они громко разговаривают и пытаются есть спагетти ложкой. А сзади сидят арабы. Им бы только с кем сцепиться. Вот их остерегайтесь. У каждого за поясом нож, и они скоры на расправу. Мы по возможности обходим их стороной.

Куда ни глянь — остатки спагетти лежат на синих тарелках, которые следует выносить из столовой.

— Богдан вроде говорил, что тарелки за собой надо мыть? Да, насколько я помню, он больше ничего по этому поводу не говорил. Тогда пошли, я вам все покажу.

Дверь на шарнирах ведет в комнату для мытья посуды, кто приноровился, просто толкает дверь ногой и несет свои тарелки к одной из пяти моек. Пол уже в коридоре был мокрый, а тут!! Здесь просто наводнение, вода стоит по щиколотку, а на ней — красноватые разводы, и глазки жира, и куча вроде как червей, содрогается Яна, тонкие, белые, дождевые черви, свернувшиеся, подрагивающие, кудрявые спагетти. С чего они вдруг оказались на полу? Вот свиньи! Яна видит, как Ассен вытряхивает свою тарелку над мойкой, из тарелки падают спагетти. Шипенье и хлопанье звучит на всю комнату. Яна опускает глаза. Во всех пяти мойках стоки открыты, вода, остатки пищи — все летит на пол. Теперь можете подойти. Да не гляди ты с таким ужасом. А помойного ведра здесь нет? Иногда там, в углу, стоит такое маленькое, красное, а иногда, как ты видишь, его нет. Раньше стоки вечно были забиты, должно быть, это выглядело отвратительно, и я вполне допускаю, что итальянцам обрыдло прочищать засоры. И тогда они взяли и отвинтили все снизу. И так стечет. Нечего волноваться, все путем, тарелку — под струю, рукой — по тарелке, вот так — и готово, а теперь сматываемся, на свете есть места и покрасивее. Да не делайте такое лицо, вы еще привыкнете. А если макаронина прилипла к ботинку, смахните ее, и все дела.

После обеда люди рассаживаются группками на газоне и болтовней о том о сем коротают пополуденные часы. Алекс играет со своими ровесниками и вполне понимает их. Мягкий свет позднего лета дает и баракам возможность приобщиться к жизни. Какой-то человек предъявляет у ворот свои документы и направляется к ним.

— Интересно, что он нам сегодня расскажет, — говорит Ассен.

— Что, что, байки какие-нибудь. Но тебе такие трепачи по нраву.

— Уймись, женщина.

Стоян Великий приветствует их широкой, таинственной улыбкой и неторопливо усаживается. На нем пиджак, покрытый ужасными пятнами.

Стоян Великий, хвастун, авантюрист, ladykiller… я люблю, когда у них большой бюст, они любят, когда у меня большой, э-э… рот… вышел на своей деревяшке покорять мир. Мир же состоит из денег, уверяю вас, этот Менделеев — это же чистейшей воды пропаганда, вся эта трепотня про натрий, да калий, да хлор — это же чистейшее надувательство, этот мужик заглянул в свой микроскоп и увидел там рубли, или какая у них тогда была валюта, представляете себе, до чего разволновались тогдашние богачи, они даже взятку ему подсунули, чтобы он пристроил туда и водород и запудрил людям мозги. Вместо кислорода в его таблице должен был стоять доллар, вместо углерода — немецкая марка или фунт… в общем, понимаете что, а когда эти элементы соединяются и действуют, весь мир начинает функционировать, а не от бэ-три-или-аш-два-или-о-четыре или тому подобной чуши. Но я разгадал этот обман, я понял, по каким правилам идет игра, голова у меня на плечах, слава Богу, есть, и родился я не вчера… он хромает, наш Стоян, и уродлив он тоже, как заброшенная фабрика, но он пыхтит невозмутимо своей трубкой, как некогда пыхтел его отец, барон фон Тиле, и держится так же прямо. Барона, да упокоит его у себя святой Климентий, украшали в его лучшие дни два достоинства: безукоризненные манеры и безукоризненное владение немецким языком. А в те времена, между двумя большими войнами, человеку больше ничего и не требовалось, чтобы преуспевать. «Барон фон Тиле» сообщала визитная карточка, которую он вручал при знакомстве. Генеральный представитель «ИГ-Фарбениндустри»! Речь у него отличалась многолетней изысканностью, походка у него была по-аристократически высокомерной, одежда великосветски продуманной. Живи и давай жить другим — таков был его девиз, ибо каждому аристократу положен какой-нибудь девиз. В роскошных анфиладах отелей барон принимал деловых людей, прослышавших о том, что существует возможность при известном стечении обстоятельств войти в долю какого-нибудь местного филиала. А в награду за инвестиции наряду с гарантированным участием в доходах приманкой служил также небольшой пакет акций самой ИГ. Надежных, как золото, говорили те, кто разбирался в финансовых делах. Много лет подряд барон фон Тиле был желанным гостем в домах крупной буржуазии, в демократических салонах, на собраниях легионеров и в офицерском клубе вермахта. До тех пор, пока не перевернули страницу, не вышли из употребления визитные карточки, не перестали быть доступны для титулов и манер лучшие апартаменты отелей, а акционеры вообще исчезли, кто — за границу, кто — вместе с бароном Тиле — за решетку. Во время допросов они рявкали на него: Эй, Стоянов, ты большую часть жизни прожил паразитом! Он запретил так к нему обращаться и потребовал от подручных государственной безопасности связаться с немецким послом. В ответ они вылили ему на голову парашу, полную мочи. Со следами немецкого акцента на родном языке он заверил их, что здесь произошло какое-то недоразумение. Ну тогда, значит, ты агент гестапо, и мы расстреляем тебя на месте. Он предложил им свои поместья в Восточной Пруссии. Они приказали ему описать эти имения вплоть до сараев и с удовольствием награждали его полновесными пощечинами. Время было не подходящее для барона фон Тиле. Немецкое посольство осиротело, бумаги, картины, мебель были конфискованы, а Восточная Пруссия перешла в руки народа. Еще несколько лет барон фон Тиле с достоинством носил свои лохмотья, словно был вполне доволен новейшим творением своего портного, затем его дух низвергся в бесконечность безумия.