Диван для Антона Владимировича Домова - Алан Араменко Страница 24

— Мой отец был против работ брата. Он осуждал его. Они крепко поссорились и больше не разговаривали. То есть как братья. Вообще папа не раз связывался с дядей, но только затем, чтобы пригрозить или попытаться убедить. С того времени ни один, ни другой уже не считали, что они родственники, — ответил Женя.

— Удивительно, — вздохнул Николай, — как судьба распорядилась!

— Это не судьба, — не согласился юный гость. — Василий Иванович узнал о детях благодаря смерти моей мамы. Тогда они еще с отцом ладили, а он был просто обычным ученым, стремящимся найти лекарства от неизлечимых болезней. Но когда она погибла при этих странных обстоятельствах, а ребенка забрали… дядя просто помешался! Он все искал что-то, не выходил из лаборатории целыми днями, и, наконец, как-то связался с теми людьми. На их деньги он и открыл институт, где сейчас творит свои богопротивные деяния.

— Ах вот, значит, как его гений пришел к этому! — прошептал Анатолий. — Да, такой пытливый ум, как у него, не мог не заинтересоваться подобным удивительным открытием.

— И, разумеется, его брат не мог одобрить такого интереса к смерти собственной жены и этих опытов над ребенком, — добавил Николай.

— Не своим ребенком, — уточнил его брат.

— Во-первых, он этого не знал, а во-вторых, это неважно! — возразил тот.

Антон улыбался, слушая этот разговор. Вот перед ним живая картина прошлого — два совершенно противоположных взгляда на произошедшее, два брата, не понимающих друг друга. Талантливый ученый с неординарным умом и добродушный человек с большим сердцем. Более доступно представить то, что произошло между Григорьевыми, было бы невозможно.

— Все так и было! — согласился тем временем Женя, предупреждая зарождавшуюся уже ссору.

— Значит, теперь вы с отцом просто разыскиваете детей семи судей и уничтожаете их? — переспросил Анатолий.

— Да, мы…

— Малыш-то уж точно еще никого не убивал, — сказал Тоша, продолжая жевать булку и таким тоном, словно просто так, в пустоту.

— С чего вы это взяли? — с вызовом поинтересовался Евгений; кажется, его обидело подобное заявление.

— Я вижу это в твоих глазах, — ответил Домов и устремил свои собственные на собеседника.

Тот ощутил себя так, словно его разглядывали под микроскопом и неосознанно съежился. Да уж, эти страшные глаза могли видеть насквозь, без сомнения!

— Это так, — пискнул мальчик. — Я еще никогда… Но… я могу! Да!

— Угу, — совершенно безразлично подтвердил Тоша, вновь обратив свой взор на печеное, тем самым давая понять, что он не согласен.

— Я смогу! — капризничал парень, не желая, чтобы его не признавали.

— Как хочется самоутвердиться! — Домов отложил свой деликатес. — Ты помнишь, что мы с тобой о жизнях говорим? — ехидно поинтересовался он, поглядев на собеседника. — И ты пытался убедить меня, что не такой, как я?

— А… — тот снова был растерян. Опять его мораль была подорвана и измята. Он опустил голову, часто дыша, не понимая, что происходит и отчего он везде и всюду оказывается не прав.

— Слушайте, — обратился тем временем Антон к Соколовым. — Меня тут вот что удивляет — отчего это вы, парни, ничего не вытворяете рядом со мной? Времени, чтобы ощутить мое влияние, у вас было предостаточно!

— Вы говорите о побочных волнах? — спросил Анатолий. — Вы способны как-то воздействовать на людей?

— Да, неосознанно.

— Ясно. Среди подобных вам это встречается. Мы называем таких — «зараженными».

— Зараженными?

— Да, иногда у детей семи судей присутствует нестабильный ген, нарушающий в их организме нормальную работу того или иного отдела мозга, заставляя его мутировать. Это — как бы вам доходчивей объяснить? — и порождает силу, неконтролируемую его обладателем…

— Вполне доходчиво, — улыбнулся Тоша. — Продолжайте.

— Его влияние на окружающих похоже на волны, воздействующие на рецепторы и вызывающие ту или иную реакцию. Вот от близости Эн, например, становится плохо.

— Плохо? В каком это смысле?

— В прямом. Симптомы как при гриппе. Тошнота, головная боль. Даже температура. Но мы научились с этим бороться.

— Как?

— Под кожу вживляется чип, блокирующий позывы подобного рода.

— Он не влияет на естественные ощущения?

— Нет. Я объясню: видите ли, специфические нейроны — детекторы способны избирательно реагировать на совершенно определенные признаки среды, например только на определенную высоту звука. Волны, испускаемые «зараженным», довольно своеобразны. Их не спутаешь с чем-то иным.

— Хорошо, для меня вполне достаточно.

— И у меня и у брата, я лично сделал это с ним, есть этот чип, — Анатолий улыбнулся. — Мы защищены от вас, Антон Владимирович.

— Нет, — Домов улыбнулся в ответ. — Вы защищены от самих себя…

Соколовы лишь недоуменно переглянулись.

— Что с тобой, а, маньяк-любитель? — спросит Тоша у паренька. — Ты тоже не спешишь вытворить что-нибудь этакое.

— У меня тоже, и у отца… Подарок из института после одного дядиного приступа воспоминаний о родстве.

— Ясно. Это, в сущности, неплохо. Мне не нужны компаньоны, не способные взять себя в руки.

— Что же у вас за проявление-то такое? — поинтересовался Николай.

— Скажем так, не будь ваш брат так предусмотрителен, вы бы сейчас наслаждались своим главным пороком или слабостью.

— Вы влияете на подсознание, — Анатолий задумался. — Волны воздействуют на лимбическую систему. Видимо, на миндалевидное тело, возможно, на гипоталамус… Как у вас со сном?

— Со сном? — удивился Домов. — Вообще-то не очень… Стоит закрыть глаза и мой разум начинает надо мной издеваться.

— Кошмары?

— Изматывающие, нереальные, — кивнул Тоша.

— Я просто предположил, но, судя по всему, верно, — сказал Анатолий. — Помните, я говорил, что сила высасывает из вас жизнь? Все как раз связано с этим геном. Дело в том, что «сила», будем так это называть, воздействует не только на окружающих, но и на вас. Так что ваша собственная лимбическая система тоже расстроена, причем непоправимо. Это могло сказаться на вашем аппетите, но так как я лично видел, как вы премило поглощаете булочки, то это предположение сразу можно исключить. С эмоциями у вас напряженка, видно сразу, но не до аномалий. С памятью вроде тоже нет проблем…

— Вообще-то, проблемы и с тем и с другим. Совершенно не помню, что было со мной до четырнадцати, а что такое страх или паника, не знаю вовсе…

— Правда? — Анатолий покачал головой. — Странный вы субъект, Антон Владимирович! И какая ужасная сила — вызывать из нутра окружающих самое неконтролируемое! Ужасно нечестная и изощренная!