Сказки по телефону, или Дар слова - Эргали Гер Страница 24

– Карина Вартановна – с детектором…

Пока величавая, пышноволосая Карина Вартановна считала и проверяла деньги, разговор по инерции крутился вокруг машины. Кондрат курил, вяло говорил, рассеянно слушал, наконец не выдержал:

– Тачка у тебя приемистая, спору нет, зато секретарша снулая как рыба об лед. Может, дашь нам пока взглянуть на акции?

Карина Вартановна уставилась на Кондрата, как удав на мартышку, медленно смешала деньги из пересчитанной пачки и стала считать по новой.

– Он меня сбил, – пояснила она Тимофею Михайловичу.

В голове у Дымшица хмыкнуло и отчетливо произнесло: «Мысленно аплодирую».

– Твой Андрюша двадцать минут слюнявил договор, – ответил Дымшиц. Клянусь, Карина Вартановна пересчитает деньги быстрее.

– Вы сегодня определенно неравнодушны ко мне, – снисходительно заметил Андрюша.

– Говорят, сдерживать эмоции вредно, – пояснил Дымшиц Кондрату. – Особенно отрицательные.

– А на кой сдерживать? – не понял тот.

Карина Вартановна, не торопясь, управилась минут за пятнадцать. Денег было ровно сто тысяч. Дымшиц поблагодарил ее, попросил сварить кофе, а сам достал из несгораемого шкафа большой кожаный кейс и поставил перед Кондратом. Тот открыл, заглянул внутрь и передал Андрюше.

– Проверь…

В кейсе лежали двадцать пять пухлых прозрачных папок, в папке – по сто облигаций достоинством десять акций каждая. Рядовые сотрудники «Росвидео» получили в свое время по одной такой бумажонке на руки, ведущие специалисты и ветераны – по две. У Гены Котова, брошенного на руководство концерном в 86-ом году, их лежало – двадцать пять по сто, две с половиной тысячи облигаций. А теперь их тщательно пересчитывал Андрюша.

– Здесь двадцать пять тысяч акций, – пояснил Дымшиц. – В прошлом году мы выплачивали по десять долларов на акцию. Этот чемоданчик, стало быть, дает двести пятьдесят тысяч годового дохода. Отсюда его примерная стоимость – два с половиной миллиона долларов. С эдаким чемоданчиком запросто можно лететь в Рио-де-Жанейро.

– Ну-ну, – Кондрат хмыкнул.

– Только не думай, что я тебя поздравляю. Я просто констатирую факт.

– А мне, знаешь, до узды, поздравляешь или куда, – искренне ответил Кондрат.

Дымшиц, на котором, можно сказать, лица не было, подписал оба экземпляра, тиснул печать и передал на подпись Кондрату. Андрюша к этому времени проверил акции и достал свою печать. Кондрат расписался, бросил договор в кейс, закрыл и поставил на пол. Дымшиц свой экземпляр отнес и спрятал в рабочий стол.

– Ну что, Кондрат, – сказал он, возвращаясь и придвигая к себе кейс с долларами. – Обычно в таких случаях пьют шампанское…

– Я шампанское не потребляю, – сказал Кондрат.

– А я и не предлагаю. У меня к тебе предложение поживее.

– Какое?

– Как исполнительный директор концерна, – Дымшиц усмехнулся, распахнул кейс и подтолкнул его к Кондрату, – так вот, как исполнительный директор концерна я не мог не принять от тебя этих денег. И я их принял. Но как человека – как нормального человека – меня от них воротит. На них кровь моего товарища. Мне западло принимать их из твоих рук, потому что прощать такие вещи не в моих правилах. Поэтому я предлагаю сыграть на них в карты.

– Да ну?

– Делим деньги пополам, пятьдесят на пятьдесят, и играем в любую игру по твоему выбору. Выиграешь – деньги твои. Проиграешь – значит, совесть моя чиста: я не подачку взял, не отступные за друга, а чистый выигрыш.

Кондрат с подозрением засмотрелся на Дымшица.

– Сергей Лексеич… – вмешался Андрюша, но Кондрат осадил:

– Разберусь.

Он взглянул на охранников, скучавших друг против друга в конце стола, внимательно оглядел кабинет, самого Дымшица, потом сказал:

– Повтори условия.

Дымшиц повторил.

– Что-то ты задумал гнилое, вот только не пойму, что… – Кондрат оглянулся на Андрюшу и пояснил: – При любом раскладе мы ничего не теряем.

На лице Андрюши ясно читалось, что как раз это его больше всего смущает.

– Или ты так за здорово живешь развлекаешься? А ты, часом, не катала в отставке?

– Я тебе свой резон объяснил, а ты как знаешь, – ответил Дымшиц. – Каталы, сам понимаешь, в таких кабинетах не водятся, но предупреждаю честно: я цыган, а цыгане с картами дружат.

– И фамилия у тебя вполне цыганская, – согласился Кондрат, подумал-подумал, потом спросил:

– В трынку играешь?

– Напомни.

– Играют двадцать четыре карты, от шестерок до тузов без картинок. Сдаются по три. Ранжир обыкновенный: три туза, потом три шестерки, потом трынки по очкам и по масти – червовые туз-десятка-девятка, то есть тридцать очков, бубновые и так далее, потом двадцать девять очков, двадцать восемь…

– Понял, – Дымшиц кивнул. – Играем.

Он встал, прошел к рабочему столу и достал из ящика несколько нераспечатанных колод карт, купленных днем, по пути из «Савоя».

– Если сомневаешься, можем отрядить хлопцев в киоск на Тверской, там точно такие же.

Кондрат, изучив колоды, пожал плечами, одну выбрал, остальные отмел. Дымшиц, выбрав другую, пустил через весь стол охранникам.

– Поиграйте, орлы, а то заснете от скуки. Только чур не шуметь.

Напоследок он вызвал секретаршу.

– Карина Вартановна, сообразите нам что-нибудь закусить… И где, кстати, обещанный кофе?

– Я же снулая, Тимофей Михайлович, а также квелая и дебелая, – ответила секретарша. – И рабочий день у меня кончился час назад. А из закусок ничего нет, только консервы – вы же не предупреждали, что сегодня еще и игорный день…

– Давайте консервы, Карина Вартановна, давайте что есть, потом я вас не держу. Только отключите телефоны и предупредите охрану, что мы задерживаемся. Я думаю, ненадолго, – он хищно улыбнулся Кондрату, достал из бара две бутылки «Столичной», бутылку виски, а минеральная вода и стаканы стояли на столе с начала переговоров.

– Ой, что-то ты задумал, исполнительный, – насмешливо процедил новый компаньон Тимофея Михайловича. – Никак, хочешь обобрать Кондрата до нитки?

– Раздену до носков, – пообещал Дымшиц.

– Ну-ну, – Кондрат закивал, подгребая к себе свою половину денег. – Будем посмотреть, какой ты у нас удачливый фраерман.

– И в одних носках пущу по бульвару…

– Не знаю, как там в Румынии, но в Москве цыгане дружат не с картами, а с нищебродами. Всех попрошаек приватизнули, даже афганцев. Но ты не дрейфь, исполнительный. Я тебе буду хорошо подавать. С шиком.