Низкий голос любви - Жоан-Фредерик Эль Гедж Страница 24

Эти укусы жутко болезненны. Я хочу тебя отблагодарить.

Она протягивает ему руку, он делает шаг к ней. Она усаживает его в плетеное кресло рядом с окном и исчезает в ванной комнате. Он слышит, как она пускает воду, звенит тюбиками. Она возвращается с деревянной мисочкой и табуреткой, садится напротив него.

– Ты никогда не пробовал маску для лица? Берег моря – идеальное место, чтобы очистить кожу от загрязнений. Расслабься. Сначала будет холодить, потом стягивать, но когда я тебя освобожу, ты почувствуешь воздух всей кожей – так, как еще никогда не чувствовал.

Она намазала его лицо кремом, сужающим поры, а затем нанесла на всю кожу, кроме губ, зеленоватую массу. Она поднялась, положила на постель два листка кальки. Маска высохла. Кожу закололо. Клер потрогала маску Местами смесь приобрела однородную консистенцию пленки, и она осторожно отделила ее, начиная с контуров лица – подбородок, челюсть, виски, линия лба. Затем положила ее на лист бумаги и закрыла сверху.

– Я сохраню часть твоего лица в память об этой поездке.

– Ты говоришь так, как будто мы уже уехали отсюда. Это моя посмертная маска?

– Пока нет, – серьезно сказала она. – Умирать еще рановато. Закрой глаза.

Влажной салфеткой она с бесконечной нежностью протерла ему лицо.

* * *

Ветер утих, море успокоилось, земля пахнет солью и водорослями.

– В этом запахе – какая-то радиация, – шепчет Клер.

Капитан каботажного судна склонился к Артуру.

– Море редко показывает себя таким. Для влюбленных то, что надо.

Они плывут на острова Шози. Первый большой отлив равноденствия. Один раз в год морские глубины показывают то, что скрывали весь год. На несколько часов невидимый мир становится видимым. Скалы протока оделись в юбки из мха и водорослей. Море выставило напоказ свое белье, равнины тусклого песка, никогда не видящие света. Мысы и возвышенности обретают необычную высоту. От плоского зеркала вод поднимаются запахи морских водорослей, мягкой плоти под панцирем, которая умирает на воздухе. Облокотившись на перила, прижавшись друг к другу, Артур и Клер плывут по этой мелкой воде. За кормой вскипает тонкий подвижный узор. Слова, шум мотора, крики чаек – всё подхватывает и отдает глуховатое эхо, медленное эхо, всасываемое жидким песком.

Вчерашний самолетик пролетает над кораблем. Артур поднимает голову: на транспаранте написано: «Отведайте моря». Веселый рулевой машет им рукой, расплывшись в улыбке – белые зубы сверкают на фоне черной бороды.

Они гуляют меж скал. Здесь и там – полупрозрачные рачки. Они видят стоящих по колено в луже зеленой воды мужчину и женщину, жадно целующихся. Потеряв равновесие, мужчина падает, женщина оказывается сверху. Они одеты в воду. Они не заметили, что их увидели.

Начался прилив – Артур и Клер смотрят, как море поднимается из песка и берет верх Они налили в крышку термоса белого вина и пьют по очереди и вот они снова в кабриолете – гордые головки лилий кивают с заднего сиденья: выводок жадно раскрытых клювов. Синее небо заволакивает туман. Они проезжают мимо вспаханного поля. Клер окидывает свежевспаханную землю взглядом ценителя.

– Посмотри, что за поле! Какая красота! Видишь, какие борозды! Остановись!

Артур останавливает машину у обочины. Она открывает дверь, снимает туфли и носки, перепрыгивает босиком придорожную насыпь и шагает по земле. Ее тонкие белые ножки чернеют, к ним прилипают комья земли.

– Иди ко мне! Ну же! Не хочешь? О, пожалуйста! Вот увидишь, как весело!

Он остается у обочины и улыбается насмешливо и влюбленно. Она показывает ему язык, резко поворачивается и шагает дальше по грязи. Он снял крышку с корзины с устрицами; ему удалось открыть шесть штук ключом от автомобиля; теперь они разложены в круг на капоте. Он открыл термос для пикника, поставил бутылку и металлическую крышку рядом с устрицами и обернулся к Клер. К одноногой Клер – ее левая нога исчезла, утонув по самое бедро в мягкой и жирной земле. Она откинулась назад – бедра в коричневатой глине, подбородок прикрыт рукой – статуя, сидящая среди комьев земли.

– Земля теплая! Здесь так хорошо – грязевая ванна согревает задницу. Честно, ты много потерял. Придешь меня освободить?

Он тоже выходит в поле, ботинки погружаются в землю, и действительно он чувствует тепло через брюки. Увязая по колено, он опускается к ней, подхватывает одной рукой под колени, другой за талию, она цепляется за его шею. Он доносит Клер до машины, сажает на еще теплый капот, наливает белого вина в стаканчик, подносит ей первую устрицу. Она поглощает ее, не сводя с него глаз. Он видит жемчужно-серого моллюска под ее острыми клычками. Рука отбрасывает пустую раковину и в конце движения ложится на бедро Артура. Она чувствует, как его член твердеет под ее взглядом.

– Помой их.

Артур хватает бутылку и льет вино на ноги, закованные в грязь. Из чернозема показывается перламутровый ноготь. Он ополаскивает кожу, грязь стекает ручьями. Вытирая ножки, он пачкает свою рубашку коричневыми и золотистыми полосами земли и вина. Он стирает красноватую травинку на внутренней стороне лодыжки. Но травинка не отстает. Это стебель розы – татуировка. На другой лодыжке – колибри.

– Можно?

– Тебе все можно.

И тогда он целует розу, и колибри, и мокрые от вина пальцы ног. Сияющие ногти переливаются в сумерках, как крупные искусственные жемчужины, медленно предстающие взгляду знатока. Он касается их губами, берет в зубы, в рот. Артур наслаждается, целуя ногу Клер.

На обратной дороге, неся устриц и лилии, Цветы пресной воды и воды соленой, они остановились в Кутансе. Они вошли в собор из белого камня. Брюки Артура покрыты засохшей землей, в руке у него дорожная сумка. Церковный неф пуст. За колонной он снял брюки, вынул из сумки джинсы и надел их. Клер осталась лицом к нефу. Он застегнул было пояс, но его остановила горячая рука Клер. Он застыл. Она повернулась и прошептала ему на ухо:

– Артур, я даю тебе новое имя – Люцифер.

– Я больше не Карагез?

– Что? Этот шут, этот паяц? Нет, теперь ты освещаешь мою жизнь. Пойдем, зажжем свечу святой Рите, покровительнице отчаянных предприятий.

Они берут две свечи с подсвечника. Огоньки блестят, отражаясь в глазах Клер. За несколько шагов от них рыжий священник с детским лицом проверяет звуковое оборудование алтаря. Надев наушники, он подпевает оркестру, не слышимому никому, кроме него. Он прерывается, дает через микрофон указания молодому служке в белом облачении. Клер пользуется этим, подходит и, наклонившись, целует руку рыжего священника – тот приподнимает наушник.

– Добрый вечер, отец. Что вы пели? – спрашивает Клер.

– Мадригал Гесуальдо. – И он продолжает пение: «Без взгляда я не живу; хоть я и мертв, по не лишен жизни. О чудо любви, странная участь, увы – быть живым еще не значит жить, а смерть не бывает полной».