Год в Касабланке - Тахир Шах Страница 24

— Ты боишься жить здесь?

Она ответила не сразу, как бы хорошенько обдумав мой вопрос.

— Я не знаю, — сказала она. — Я ничего не знаю.

Двумя днями позже я получил открытку от Пита, того самого американца, который влюбился в марокканскую девушку. Помните, он еще познакомился с ней в ночном клубе в Амарильо? На открытке были изображены апельсиновая роща и смуглый мужчина, с довольным видом обозревавший урожай. На обороте черной шариковой ручкой было написано: «Это просто невероятно, однако я нашел Ясмину! Она любит меня! До встречи. Пит. Р. S. Небольшие проблемы с ее семьей».

Следующая неделя тянулась мучительно долго. Каждый день в восемь утра прибывала бригада строителей, ведомая пожилым прорабом. И каждый день рабочие были одеты в свои неизменные костюмы. Прораб не мог не обслюнявить мои щеки поцелуями, а его подчиненные сразу же принимались готовить завтрак на газовой плитке в центральной гостиной. Стоило мне только в очередной раз напомнить им о противопожарной безопасности, как строители начинали хором возмущаться. По их мнению, настоящий мужчина не станет волноваться о пожарах.

Реконструкция нашей спальни продвигалась вперед воробьиными шажками, но все же продвигалась. Деревянные леса подпирали потолок. Подмастерья затаскивали наверх по самодельным лестницам огромное количество низкосортных кирпичей.

— Это тяжелый труд, — заметил я.

— Пусть помучаются, — сказал старый прораб с улыбкой. — Только тот, кто познал боль, может понять ценность жизни.

Внизу в гостиной огромные пробоины в стенах, проделанные бригадой разрушителей, постепенно превращались в закругленные арки. За процессом надзирал человек в красной феске. На работы по созданию одной арки уходила неделя и требовалась целая армия каменщиков. Технология была на удивление сложной. Сначала создавалась опалубка. По ней выкладывалась арка, после чего опалубка убиралась.

Выполнялся и грандиозный замысел архитектора — построить широкую лестницу, ведущую от спален наверху в гостиную на первом этаже. Для воплощения в жизнь этой идеи потребовалось разрушить пару солидного размера кладовок и прачечную. Я поставил было под сомнение необходимость ликвидации столь важных помещений, но все сомнения были отметены решительным взмахом ухоженной руки нашего архитектора.

— Зачем вам эти бесполезные пространства? — фыркнул он. — Только пыль собирать.

Поскольку я уплатил деньги вперед, архитектор редко появлялся в Доме Калифа собственной персоной. Время от времени он заскакивал минут на пятнадцать, рычал на рабочих и посвящал всех в очередной этап своего грандиозного плана. Никто из бригады ни разу не задал ему ни единого вопроса, и, к моему удивлению, никто не получал никаких чертежей. Работы вообще велись без каких-либо документов. Во время одного из молниеносных визитов архитектора мне удалось задержать его и спросить:

— А разве вашей бригаде не нужны документы для работы?

— В Марокко, — авторитетно заявил Мохаммед, — мы все делаем по-другому.

— Неужели вы настолько доверяете строителям?

Мохаммед-архитектор открыл дверь своего автомобиля и закурил сигару.

— Я не верю ни одному из них, — сказал он. — Это шайка воров.

— А как вы узнаёте, воруют ли они у вас или нет?

— А у меня есть шпион.

— Старый прораб?

Архитектор рассмеялся.

— Нет, прораб — главный мерзавец. А мой человек тот, что ходит в красной феске. Он постоянно докладывает мне, что происходит на самом деле.

Узнав об этом, я слегка воспрял духом. Я вернулся в гостиную и подмигнул человеку в красной феске. Он моргнул мне в ответ и явно хотел что-то сказать, но тут прораб шлепнул его по затылку и приказал возвращаться к работе.

Затем старик подошел к лестнице, обводы которой стали приобретать очертания. Он снял свою поношенную твидовую кепку и почесал в затылке. После чего внимательно осмотрел пять новых стен, которые были возведены вокруг лестницы. Затем снова почесался и крикнул что-то одному из своих подручных. Мальчишка принес ему молоток и долото. С несвойственной для него осторожностью пожилой прораб приставил долото к одной из стен и стал очень осторожно постукивать по нему молотком. Моей первой мыслью было остановить прораба, не дать ему разрушить единственный положительный результат работы его людей. Но стоило мне только открыть рот, чтобы выразить свой протест, как долото исчезло в стене.

— Что это? — спросил я озабоченно. — Что там?

Прораб посмотрел в образовавшееся отверстие величиной с замочную скважину.

— Там комната, — сказал он.

— Вы, кажется, удивлены.

— Мы и не подозревали о ней, — ответил он.

Кто-то передал мне фонарь. От неприятного предчувствия у меня заныло в животе. Но не посмотреть я не мог. Это было все равно как заглянуть в могилу Тутанхамона. Луч фонаря исчезал вдали: пространство оказалось значительным.

— Да эта комната огромная! — воскликнул я.

— Она послана нам Аллахом, — сказал один из подмастерьев.

— Аллах акбар! — закричал другой.

Наступила третья неделя октября. Зарядили дожди. Вода все падала и падала с неба, принесенная прохладным северо-африканским муссоном. Похоже, Аллах, явивший нам чудо потерянной комнаты, теперь пытался утопить нас. Дар Калифа протекал как решето. Вода стремилась внутрь сквозь открытые двери и разбитые окна, а в гостиной просто лилась с потолка. Комната, в которой мы вчетвером спали, была полна воды. Пришлось нам переехать выше этажом.

Непрекращающийся дождь сделал почти невозможным перемешивание и заливку бетона. Я удивлялся, что бригада вообще продолжала работать. Однажды утром они выбили деревянные подпорки из-под потолка в тех местах, где предполагалось расширить нашу спальню. Уж не знаю, чего строители добивались. Бетонный потолок продержался около тридцати секунд и рухнул.

Мало того, вскоре случился еще один налет полиции, а за ним последовала целая серия новых производственных травм. И день за днем лил дождь. Сам удивляюсь, почему я не поднял белый флаг и мы все не уехали обратно в Англию. И не то чтобы я опасался насмешек и колкостей. В глубине души я понимал, что все зависит от моей выносливости. Если я смогу просуществовать какое-то время за гранью здравого смысла, то, как мне виделось, была еще слабая надежда. Поэтому я решил, что остаюсь, чувствуя себя как одуревший от ударов боксер, которому для победы нужно просто сохранить вертикальное положение тела. «Главное выстоять, — размышлял я с надеждой. — Неприятности не могут длиться вечно, и темные дни сами собой канут в Лету».

Одной из самых серьезных проблем, с которыми я сталкивался каждый день, было то, что окружающие плохо понимали меня. Мой французский был, увы, далек от совершенства, а арабским я и вовсе пока не владел. Сторожа и несколько рабочих научились понимать меня, но большая часть жителей Касабланки говорила только по-арабски и совсем не знала французского. Поэтому я решил поискать себе другого помощника взамен сбежавшей Зохры.