Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр Страница 24

— И как же определить? — спрашивает королева.

— Нельзя просунуть палец между его шеей и веревкой! — отвечает король, смеясь и возбуждая еще большее веселье. Я вежливо улыбаюсь. Мария хмурится.

— Я не понимаю, — говорит она.

— Тогда давайте попробуем другую шутку, дочь моя. Какая разница между мужем и любовником?

— Я… я не знаю, — отвечает Мария.

— Примерно четыре часа, — бормочет король с ухмылкой.

Раздаются взрывы смеха. Я по-прежнему в недоумении, равно как и Мария.

— Я сожалею, но смысл полностью ускользает от меня, сир, — говорит она.

— Ну тогда я сдаюсь, — говорит он. — Отрадно сознавать, что моя дочь столь добродетельна, что не понимает ни единой непристойности.

Он поворачивается к моей матушке, и его лицо снова становится серьезным.

— Как обстоят дела с образованием леди Джейн, Фрэнсис? Кэт кое-что мне рассказывала об этом.

Матушка только рада поведать ему о больших планах, подготовленных совместно с королевой в отношении моего образования. Особенно она подчеркивает то обстоятельство, что меня будут учить так же, как принца и леди Елизавету.

Я стою и слушаю в оцепенении, не в силах до конца поверить, что имею не только честь находиться рядом с королем и королевой, но и возможность наблюдать их простые и дружеские отношения.

Непринужденность, свободная обстановка, то, что король снисходит до шуток и смеха вместе с нами, как простой смертный, все это изумляет меня. Трудно совместить образ этого веселого старика с тем, что я ранее слышала о его величестве. Я знаю, что он не всегда такой весельчак и балагур. Матушка однажды рассказывала, что в иные дни, когда больная нога особенно его беспокоит, он становится похож на затравленного медведя, и еще говорят, что он раздает оплеухи своим советникам, если бывает ими недоволен, и что приходит в бешенство от малейшей дерзости. Это тот самый грозный монарх, который приказал отрубить головы двум своим женам, и все же вот он здесь, на моих глазах, веселый и заботливый отец, сидит со своей женой и дочерьми и обсуждает домашние дела, как простой смертный, и вовлекает всех нас в общий разговор, чтобы мы чувствовали себя свободно.

Но идиллия длится недолго. У короля назначено государственное совещание. Сердечно с нами попрощавшись, он крепко целует королеву Екатерину в губы. Вскоре после этого наступает и нам пора отправляться домой, но перед нашим уходом королева отзывает в сторону миссис Эллен и говорит ей что-то полушепотом, поглядывая на мою матушку. Матушка увлеченно беседует с другой дамой и не замечает этого.

Пораженная миссис Эллен сначала обмирает, столбенеет, но быстро приходит в себя.

— Миледи неустанно заботится о воспитании Джейн, ваше величество, — так, мне кажется, она говорит.

— Но не слишком ли она сурова? — Голос королевы раздается громче. Я отчетливо ее слышу. Моя матушка продолжает болтать, не ведая, что ее обсуждают. Я делаю вид, что изучаю портреты на стенах.

— Она строга, сударыня. Подобно многим родителям.

Королева на секунду замолкает.

— Я поручаю вам, няня, позаботиться о ребенке, — приказывает она. — Она хорошая девочка, но выглядит несчастной и не уверенной в себе. Надеюсь, что я ошибаюсь в своих подозрениях. В таком случае прошу простить меня.

— Уверяю ваше величество, я делаю все, что в моих силах, для счастья леди Джейн, — тихо говорит миссис Эллен.

— Охотно верю, — улыбается королева. — А теперь идите, а то вам попадет.

— Мне понравилась королева, — говорю я матушке, когда она провожает нас вниз, через сады на причал, где нас ожидает лодка. — И его величество.

Но миледи не слушает:

— Миссис Эллен, я заметила, что у Джейн плохая осанка. Она часто сутулится, и у нее так искривится спина или вообще вырастет горб. Предлагаю вам надевать ей корсет.

— При всем уважении к вам, сударыня, — отвечает миссис Эллен, — ей еще рано носить корсет.

— Ерунда! — взрывается миледи. — Я в ее возрасте носила корсет из кожи с железными спицами!

— О нет, миледи, прошу вас, не заставляйте меня носить корсет! — плачу я. — Я буду держать спину прямо, обещаю!

— Помолчи, девочка! — шипит миледи.

— Сударыня, пожалуйста, помните, что Джейн пока еще только ребенок, — говорит миссис Эллен.

— Миссис Эллен, вы слишком много себе позволяете. Вы подаете плохой пример ребенку, когда перечите мне. Вы слишком ее распустили, она склонна выбирать легкие пути. Мой материнский долг дать ей хорошее воспитание. Я не собираюсь с вами объясняться, скажу только, что не потерплю, чтобы она появилась при дворе с сутулой спиной. Вы закажете корсет у моего портного и проследите за тем, чтобы она его носила. А теперь прощай, Джейн. Будь хорошей девочкой.

Я опускаюсь на колени на траву для благословения и затем, после ее ухода, поворачиваюсь к миссис Эллен со слезами на глазах.

— Все хорошо, овечка моя, — говорит она, обнимая меня за плечи. — Я закажу этот корсет, как велит ваша матушка. Но только вы должны держать спину, чтобы она не догадалась, что вы его не надеваете.

Она улыбается мне и говорит:

— Это будет наша маленькая тайна.

— Миссис Эллен, как я вас люблю, — говорю я. — Гораздо сильнее, чем матушку.

— Помилуй Боже, что вы такое говорите, дитя мое! Это ваш долг — любить свою матушку!

— Да, я знаю, но я не люблю ее так, как вас, — упрямлюсь я.

— Нельзя так говорить, — осуждает миссис Эллен. Но вид у нее все равно довольный и счастливый.

Позже, глядя, как вечернее солнце отражается в покрытой легкой зыбью воде, пока наша лодка везет нас обратно в Дорсет-хаус, я всем сердцем желаю, чтобы королеве Екатерине как-нибудь пришло в голову снова пригласить меня во дворец. От мыслей о ней внутри у меня разливается чудесное тепло. Я словно бы и впрямь полюбила ее, несмотря на такое краткое знакомство. Она обладает редкой добротой и мягкостью. Я знаю, что я тоже ей понравилась, и у меня сильное предчувствие, что она будет ко мне приглядываться на будущее. В конце концов, посмотреть только, что она сделала для королевских дочерей. Она вернула им семью. Мне бы хотелось однажды стать ее фрейлиной. Нет ничего более приятного, чем жить под защитой этой лучезарной и великодушной леди.

Брэдгейт-холл, ноябрь 1544 года.

Итак, мое образование начинается всерьез. Доктор Хардинг — приятный, но строгий молодой человек, с сухими чертами лица и уже лысеющий под изящной черной шапочкой. Своей страстной любовью к знаниям он заражает и меня. Он знаток языков, и поскольку я к языкам весьма способна, он учит меня латыни, французскому, испанскому, итальянскому и даже греческому. Его радует, что я быстро все усваиваю, и он часто меня хвалит. Мои родители получают от него регулярные отчеты о моих успехах, чем они, наверное, довольны, ибо никогда не задают вопросов.