Чаттертон - Питер Акройд Страница 24

– Почему бы тебе не показать ему свои стихи? – спросила она. – Может быть, он поможет их напечатать. – Наступило молчание, и Вивьен поняла (с опозданием), что как раз этого говорить не следовало. – Не забудь про Хэрриет, – поспешно добавила она. – Хочешь, я позвоню ей вместо тебя?

– Знаешь, кое-что я в состоянии сделать и сам, – ответил Чарльз и повесил трубку.

Ее застал врасплох голос Камберленда.

– Всякий раз, как звонит какой-нибудь мужчина, кое-кто становится несносен. Он издает странные громкие стенанья, так что его приходится выводить в парк. – Оба начальника бесшумно вошли в кабинет.

– Это был всего лишь мой муж. – Вивьен заставила себя улыбнуться.

– А, муж! Я знавал когда-то одного мужа.

Вивьен улыбнулась, на этот раз более естественно.

– Знаете ли, они до сих пор существуют.

– Должно быть, мы вращаемся в совершенно разных кругах, Вивьенна. Я последний раз видел живого мужа на Британском фестивале. И то дело происходило в темноте.

Мейтленд высунул язык, видимо, выражая отвращение, и тут в кабинет возвратилась Клэр, полухихикая и полушепча, сообщившая:

– На площадке новый игрок.

– О Боже. – Камберленд иногда уставал от ее намеков. – Кто-нибудь может для меня перевести?

Клэр, видимо, обиделась и добавила уже быстрее:

– Он сказал, что его зовут Берк. Или Джерк.

– А, мистер Мерк. – Камберленд выплыл в галерею, заранее вытянув руку: он всегда гордился своим умением верно произвести первое впечатление. – Мы как раз о вас говорили. – Камберленд явно ожидал этого посетителя.

– Вот как? – Стюарт Мерк вынул руки из карманов своих мешковатых льняных брюк и подался к Камберленду. – Клевые штучки, – сказал он, глядя на картины, уже развешанные по стенам галереи. Они входили в выставку произведений абстрактного искусства из Польши, организованную Мейтлендом. Наверно, пользуются всеобщим вниманием?

Камберленд не уловил в его голосе иронии, но не был полностью уверен в ее отсутствии.

– Ну, нам они нравятся. Да и Польша теперь весьма романтична, вы не находите? Со всеми этими католиками и их моржовыми усами?

– Вы это про Леха Валенсу?

– На самом деле, я больше думал про женщин. Вивьенна! Блокнот!

Когда из кабинета показалась Вивьен, Мерк даже не счел нужным скрыть живой интерес.

– Милая курочка, да? – пробормотал он Камберленду.

– Я никогда не справлялся о ее происхождении…

– Еще бы!

– …но о яйце и речи быть не может.

Когда же все уселись в кабинете Камберленда, тот представил Стюарта Мерка как последнего помощника Джозефа Сеймура, который работал с художником вплоть до его кончины три месяца тому назад. Мерк и выставил на аукцион те три картины, которые купил Камберленд, а теперь он хотел договориться о продаже нескольких других.

– А почему, – спросил его Камберленд, – вы избегали Сэдлера? Ведь он все-таки был дилером Сеймура.

– О' кей. Верное замечание. – Мерк открыто восхищался Вивьен, которая стенографировала их беседу. – Я не слишком быстро для вас говорю? – Он самодовольно улыбнулся ей, прежде чем вернуться к заданному вопросу. Сэдлер – прохвост.

Камберленд не совсем понял, что это значит.

– Вот это, наверно, и есть жестокая откровенность. Но вы позволите и мне надеть свою шляпу галерейщика? – Он воздел руки к голове, уже вообразив себе нечто черное и довольно суровое, быть может, с пришпиленной брошью. Позволите мне тоже небольшую жестокость?

– Пожалуйста. Может, мне даже понравится.

– Как к вам попали эти картины?

Мерк вытащил пачку «Собрание» и зажег сигарету. Когда он выпустил колечко дыма в пространство, разделявшее его и Камберленда, у того затрепетали ноздри.

– О'кей. Мне отдал их старик. Мы некоторое время работали вместе, но вам ведь об этом известно, да? – Камберленд попытался изобразить удивление, но в действительности он был хорошо осведомлен и о сеймуровской манере работать и о роли самого Мерка. – Когда старик умер, Сэдлер не мешкая заявился в мастерскую.

– Да, с дилерами нелегко. Смерть их ничуть не пугает. Она сулит им жирный куш.

– Но ему уже ничего не перепало, верно? Сеймур оставил все свои последние работы мне.

– Поэтому, естественно, его подкосила столь внезапная утрата. Для Сэдлера крокодиловы слезы и крокодиловые туфли – это идеально подобранные аксессуары.

– Мне досталось всё. За оказанные услуги, да? Старик никогда не любил расставаться с деньгами. – Мерк выпустил еще одно кольцо дыма в потолок, и все четверо стали наблюдать, как оно медленно поднимается, а потом, легонько дрогнув, улетучивается.

– Но у вас имеются доказательства?.. – вновь заговорил Камберленд.

– Собственности? Да. – Сунув сигарету в рот, Мерк вытащил из кармана пачку бумаг, перевязанную голубой тесьмой. Он бросил связку Камберленду, и тот ловко поймал ее одной рукой. – Можете сверить с цифрами на изнанке картин, верно? Он был очень методичен. – Мерк снова уселся в кресло и улыбнулся Мейтленду, которого, казалось, несколько встревожило такое внимание. – Много лет назад я мог бы пойти своей дорогой. Я мог бы сам встать на ноги и заняться собственным творчеством. Я отдал ему четыре года своей жизни, вот так-то. – Он быстро склонился к столу, чтобы затушить сигарету, и Мейтленд вжался поглубже в свое кресло. – А теперь я хочу, чтобы это окупилось. – На миг в его голосе послышалась нотка угрозы, но затем он продолжал с прежним мягким лондонским выговором: – Вот и весь мой рассказ, да?

– И весьма неплохой рассказ. – Камберленд все это время тщательно изучал бумаги, которые швырнул ему Мерк. – Пожалуй, достоен пера самих братьев Гримм. – Он искоса взглянул на Мейтленда. – А что думает об этом мой коллега и дорогой друг? – Мейтленд, достав носовой платок, вытирал пот со лба. Он надул щеки и ничего не сказал. – Так вот мое мнение. Мистер Мерк…

– Можете называть меня Стью.

– Стью. Мы купим ваши картины. Мы доверимся вашему рассказу, но только при условии, что больше ничего не произойдет.

спящий пробуждается

Филип Слэк всматривался в ряды темных книг; потом он включил у себя над головой лампу и в ее ярком свете увидел красные, коричневые и зеленые обложки томов. Их корешки были захватаны и потерты, а многие названия так выцвели, что можно было разобрать лишь отдельные буквы, а верхние края – за которые обычно берутся читатели, снимая книгу с полки, – были затрепаны. А за пределы того светового круга, в котором он стоял, книги отбрасывали резкие тени. Он находился в «штабелях» – в подвале библиотеки, где он работал, куда отправлялись все забытые или ненужные тома. Одни книги были свалены стопками по углам, в опасной близости к сырым стенам подвала, а другие – беспорядочно разбросаны по полу. Ему пришло в голову, что это, наверное, книжные черви стащили их с полок, прежде чем сожрать. В этом помещении стоял назойливый и затхлый запах разложения, но именно этот запах действовал на Филипа успокаивающе и благотворно.