Министерство по особым делам - Натан Энгландер Страница 24

– Какой ты шикарный в этом костюме, Ка- чо, – сказала Лилиан. – Она обдернула на нем пиджак, поправила лацкан. – Ты в нем выше ростом.

– У меня повестка. – Он показал ей конверт. – Кажется, нам по пути.

– Надеюсь, какая-то формальность, – предположила Лилиан.

– Если бы, – сказал Качо, и голос его дрогнул. – Это из-за моей поездки в Пунта-дель-Эсте. Из-за нее меня вызывают в Министерство по особым делам. Но у меня обратный билет есть – зачем вызывать?

– Может, они считают, что курортный сезон уже прошел?

– У брата там бизнес, он там круглый год торчит. Из-за бизнеса своего. Что-то связанное с туризмом. Чем он занимается, я толком не знаю. А пропускать работу жуть как не люблю.

– Не дергайся, Качо, ты же образцовый гражданин.

– Как не дергаться? От такого меня просто оторопь берет. Думаешь, почему я образцовый гражданин? Да потому, что боюсь что-нибудь сделать не так!

– Вот это да! Я бы до такого не додумался.

– В это Министерство и до переворота было страшно ходить. А теперь оно превратилось в министерство последней надежды. Какая-то бюрократическая помойка, психушка для тех, кому уже не поможешь.

– Мало ли кто что говорит, Качо. Обычно разговорами дело и кончается.

– А ты про chupadas ^[22] слышала? Целые семьи засасывает, как в воронку, а потом про них ни слуху ни духу. Мне говорили, что люди, которых вызвали в это Министерство, так оттуда и не вернулись.

– Качо, где логика? Каждое министерство ведет дела с крупным бизнесом да и с мелким. Тебя вызвали по какому-то пустяку. Ручаюсь, ты как вошел, так и выйдешь оттуда.

– Ручаешься?

– Да.

– Если за мной что и есть, так чего бы меня не вызвать в суд? Или в полицию. Какой смысл в первую голову звать сюда? Они хотят, чтобы мы боялись, – вот и вся причина. Только зачем им я? Я и так боюсь.

Они вместе шли по авенида де Майо, к плазе и Розовому дому, министерствам и работе Лилиан. Стоял чудесный день, в небе – ни облачка. Лилиан решила поменять тему – снова заговорила о погоде, потом об их работе. Качо спросил про Пато.

– Что-то я давно его не видел, – сказал он. – Науку небось грызет?

– На несколько дней перебрался к товарищу, только и всего. Ты, наверное, слышишь, как мои мужики собачатся? Сын растет, вот квартира и становится меньше. Надеюсь, на той неделе они орали не слишком громко?

– Я ложусь очень рано.

– Это хорошо, – сказала Лилиан. – Но они не всегда воюют по ночам.

– Ничего не слышу, могу только себе представить, – сказал Качо.

– Наверное, новой двери надо спасибо сказать.

Тут Лилиан что-то вспомнила и посмотрела по сторонам: вон стена, рядом дерево. Оба – в побелке.

Взвыли полицейские сирены, и они застыли как вкопанные. К ним двигалась патрульная машина, следом за ней бежал солдат. Полиция проехала, солдат пробежал мимо, на них никто даже не посмотрел. Лилиан и Качо замерли, она сунула руку в сумочку, Качо схватился за карман, где лежал бумажник. Оба потянулись за удостоверениями – сработал рефлекс: так человек моргает, услышав резкий звук.

– Ладно, мне надо спешить, – сказал Качо, показывая на Министерство. – Спасибо за поддержку. – Он повернулся – спешил уйти.

– Качо, – остановила его Лилиан. Она выудила из сумочки темные очки, будто именно их и собиралась достать минуту назад. – Ты не только Пато последние дни не видел, – сказала она. – Меня тоже. – Лилиан постаралась улыбнуться. – Со мной поработал пластический хирург.

– А-а, – понял Качо. Потом сказал, уже громче: – Лицо! Конечно же! Вот теперь, когда ты сказала, я вижу: что-то у тебя не так.

Кадиш – он стоял у кухонной раковины – рывком сорвал с лица повязку. Бросил в ведро и, так и не разогнувшись, вытащил из ноздрей марлевые, омерзительные донельзя затычки и отправил туда же. Вымыл, к ужасу Лилиан и Пато, лицо жидкостью для мытья посуды. Потом взял кухонное полотенце и принялся яростно тереть им лицо. Наконец швырнул полотенце на пол и повернулся к ним.

Выпить он себе приготовил заранее. Широко улыбнувшись, он чокнулся с воздухом, сделал глоток и спросил:

– Ну, что скажете?

– Боже правый, – сказала Лилиан.

– Опухоль еще есть, – добавил Пато.

– Выглядишь роскошно, – сказала Лилиан. – Просто красавец!

– Теперь ты такой, как все, – сказал Пато. – А для меня – чужой.

Кадиш расплылся в улыбке.

– Роскошно? – переспросил он.

– Да. – Лилиан надела очки для чтения, пристроила их на повязку – она ее все еще не сняла. – Потрясающий нос. Маленький, но крепкий. – Она восторгалась им совершенно искренне и – в энтузиазме – коснулась пластыря на своем лице. – Ты просто Уго дель Карриль! ^[23] Кинозвезда! – Она несколько раз чмокнула губами, потом покачала головой. – Как ты можешь полагаться на меня, почему не бежишь к зеркалу?

– Твоя оценка лучше всякого зеркала, – сказал Кадиш. И протянул руку к ее лицу. – Я бы хотел увидеть, что там прячешь ты.

Лилиан отшатнулась.

– У доктора, – решительно сказала она.

– Всех дел-то полоска пластыря!

– Какая-то полоска, – повторил Пато.

Кадиш никак не мог проморгаться. Он облокотился на кухонный стол и приложил два пальца к переносице.

– Дышать пока трудно, – признался он. – Наверное, доктор перестарался, перекрыл воздух.

– Может, тебе там надо что-то прорвать? – предположил Пато. – Может, это как девственная плева, только в носу?

– Так шутят те, кто любовью в пустой постели занимается.

– Горячий душ, – сказала Лилиан. – И нос сразу прочистится, вот увидишь.

– Мы его примем вместе, – заявил Кадиш. – Ты освободишься от повязки, я – от нашего дитятки, а там будет видно.

– Хороша парочка – носы сопливые, глаза в черных разводах. Очень романтично.

– Прошу не забываться, – прикрикнула Лилиан. – Мы все-таки твои родители.

– Иди сюда, родитель, – сказал Пато. Он подвел мать к стулу. – Давай посмотрим, готово блюдо или нет.

Лилиан сняла очки. Отодвинулась от стола, сказала:

– Может быть, подождем?

– Один смотреть в зеркало я не собираюсь, – объявил Кадиш.

Лилиан внимательно оглядела его новое замечательное лицо – эффект, несмотря на опухоль, был впечатляющий.

– Хорош, – сказала она. – Так и быть, – выпрямилась, откинула голову назад, обхватила руками колени.