13 месяцев - Илья Стогов Страница 23
13 месяцев - Илья Стогов читать онлайн бесплатно
— А можно…
— Я СКАЗАЛА ВО-О-ОН!
Режиссерша багровела шеей и орала. Прекрасный, загримированный и нарядный Андрей Малахов стоял здесь же. Он не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Стоял и пил «Коку» из баночки.
Я отошел в сторону и прислонился к стене. Мимо, толкаясь и наступая мне на ноги, прошагали три практически голые девицы. Со здоровенными бюстами и эротическими татуировочками на ягодицах. Я чувствовал запах их духов. Духи нравились мне даже больше, чем то, что удавалось рассмотреть.
Малахову передали, что это пришла группа ВИА-Гра. Он сказал: «О!». С того места, где я стоял, мне было слышно: телезвезда завел с киевскими певичками светскую беседу и для начала поинтересовался, а кто у них, украинок, самый любимый писатель? Тарас Бульба?
Потом начали снимать героев шоу. Жмущуюся в угол кучку растерянных людей. В том числе меня. Сам момент съемок запомнился мне смутно. Я просто вышел в студию, сощурился от света прожекторов, сел на диванчик. Малахов о чем-то меня спросил. Я что-то ему ответил.
Зал был полон людьми, которые отложили все свои дела ради того, чтобы поучаствовать в съемках шоу. Несколько десятков человек строили рожи и вели себя как полные кретины, потому что режиссерша обещала: обладатель самой идиотской физиономии будет снят крупным планом. Получит причитающиеся ему десять секунд славы. Перестанет считаться неудачником. Станет удачником.
Никогда в жизни больше не соглашусь сниматься ни в одной телепередаче — обещал я себе. Да меня и так, наверное, больше не позовут. И вообще: едучи в 15-м вагоне транссибирского экспресса, думать об этом совсем не хотелось.
На самом деле транссибирским экспрессом я поехал специально. Можно ведь было купить билет на самолет и через девять часов оказаться дома. А вместо этого я неделю подряд тащился через бесконечную родину, проехал ее всю, с востока на запад. Мне хотелось почувствовать это расстояние на себе. Попробовать, одним словом сказать: какая она, страна, в которой я живу.
Где-то к шестому дню езды я понял, что это невозможно. Страна оказалась слишком большой, чтобы ее можно было втиснуть в одно-единственное прилагательное. Девять часовых поясов, сто сорок миллионов человек, а сколько людей — столько и вариантов счастья. Те, кто приехал сниматься в «Большой стирке», хотели стать богатыми и знаменитыми. Монголы в мохнатых шапках мечтали вырастить такого скакуна, чтобы когда-нибудь он все-таки обогнал поезд. А проводнице из моего вагона хотелось, чтобы пассажиры не какали по большой нужде в туалет за стенкой. Не может быть в мире такого порядка, чтобы он устроил всех. Как сделаешь счастливым и рыжеусого майора, и телеведущего Соловьева, и перегонщика ворованных машин, и путевую обходчицу из поселка «Ерофей Павлович»? Что одному из них хорошо, для трех других — смерть. Но при этом (думал я) суть моей веры как раз и состоит в том, что Бог даст каждому из нас счастье, которое устроит всех.
Счастлив будет каждый, а несчастных не будет вовсе. Как это получится, я не знаю. Более того: пытаясь представить такую картину, я понимаю, что она невозможна. Но тем не менее именно так все и получится. Ну не чудо ли?
Последнюю ночь пути я, как и все предыдущие ночи, провел на своей верхней полке. Все думы были передуманы. Я просто собирался уснуть. В дверь купе постучали. Местного времени было два часа ночи.
Я открыл. Снаружи стоял сосед-эколог. Он был налит алкоголем до краев.
Посмотрев мне в подбородок, он негромко сказал:
— Командир! Ебтваюмать!
— Это все?
— Ебтваюмать!
— Это я слышал. Это все?
— Это… ы-ы… Ебтваюмать!
Я закрыл дверь. Вернулся на полку. Едва я задремал, в дверь постучали снова.
— Что надо?
— Ебтваюмать!
— Что-нибудь кроме этого скажешь?
— Погоди… Не обижайся… Понимаешь: ебтваюмать!
Я вернулся на свою полку. Прежде чем закрыть глаза, подумал, что вот ведь: из поездки по Транссибу я сделал какие-то свои выводы. А эколог — свои. Мой вывод уместился в один абзац, а его — в одно слово.
Утром за окном показалась Москва. Транссибирский экспресс закончил свой самый длинный на свете рейс.
В конце 1996 года двадцать три латиноамериканских партизана из «Революционного движения имени Тупак Амару» провели самую виртуозную акцию в истории мирового терроризма.
В здании японского посольства в Лиме (Перу) в тот вечер должна была проходить вечеринка. Партизаны переоделись поварами и официантами и проникли внутрь. В разгар веселья они достали из-под одежды «Калашниковы», и после этого веселье продолжалось, но весело было уже не всем.
В заложники тупакамаровцам удалось взять целую толпу VIP-персон. В том числе американских дипломатов, тещу перуанского премьера и много кого еще.
Правительство отказалось выполнять требования партизан. А партизаны отказались покинуть здание. В результате следующие полгода ситуация пребывала в состоянии пата.
Партизаны боролись за счастье всех обездоленных. Они защищали тех, кого любили. Не за себя, а ради счастья других людей они взяли заложников и были готовы идти до конца. Партизанам противостояли псы антитеррора. Полицейские в масках и с супероружием в натренированных руках тоже защищали тех, кого любят. Они готовы были грудью закрыть женщин и детей от нелюдей-террористов.
С крыш окрестных домов телевизионщики снимали, как восемьдесят заложников дни напролет пьют орандж-джюс, а их стражи играют во дворе в гольф. Жизнь вошла в привычную колею. Кончилась зима… потом весна… потом прошло еще сколько-то месяцев, после чего последовал штурм, во время которого все партизаны были перебиты. Так все и происходит: лицом к лицу сходятся люди, готовые умереть за тех, кто им дорог. Начинается бой, и с обеих сторон появляются трупы. То есть говорили-то все вроде о счастье, но несчастливы оказываются обе стороны.
А я в том году работал редактором небольшого, но глянцевого журнала. Редакция располагалась в доме, стоящем сразу позади Зимнего дворца, на углу с Мойкой.
Дом этот был примечателен сразу по нескольким причинам. Главными из них были две: во-первых, с изнаночной стороны от моей редакции находилась квартира тогдашнего петербургского мэра Собчака, а во-вторых, левой стеной этот дом упирался в здание японского консульства.
Вечером того дня, когда погибли тупакамаровцы, я здорово напился. На следующее утро я даже пришел в редакцию, но было ясно, что работать у меня все равно не получится. До самого обеда я сидел у себя в кабинете и хотел пива. День был солнечный, снаружи ходили девушки, а я хотел пива.
В редакции у меня имелась собственная секретарша. На дальнем плане сознания давно бродила мысль, что порядочные начальники за своими секретаршами ухаживают… в смысле — приударяют… или хотя бы делают вид, что ухаживают… а я вот поухаживать так и не собрался. Я как раз думал, как бы спросить у девушки, не сбежать ли нам из редакции, когда ко мне в кабинет заскочил Дмитрий.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии