Кафедра А&Г - Татьяна Соломатина Страница 23

А дальше – умер Ольгин отец. И ей пришлось тащить на себе не только свою семью, но и мать, привыкшую жить на широкую ногу и привычек своих бросать не собиравшуюся. Олина мама была кладезем спекулятивных контактов – все товароведы более-менее пристойных магазинов города были у неё прикормлены, и даже на похороны она раздобыла себе заграничное чёрное платье в обтяжку и не забыла накрасить глаза французской тушью стоимостью в четверть Ольгиной зарплаты. Конечно, на сберегательной книжке у неё лежали очень солидные деньги, но она не собиралась их трогать, оставляя на «чёрный день». Отец же умер скоропостижно и никакого завещания не оставил. Да и какое завещание, если на свете у него было только двое любимых людей – жена и дочь. Это во-первых, а во-вторых, квартира – государственная, дача – государственная, машина – и та служебная. Только сберкнижка, изначально открытая на имя жены. Так что Ольга взвалила на себя избалованную мать, привыкшую к обилию хороших тряпок, качественной пище, которую после смерти отца раздобывать стало сложнее, потому как эпоха осетров, икры и многочисленных колбас давно отошла в небытие – середина восьмидесятых двадцатого столетия процветала всеми характерными для советского «застойного» периода российской истории стигмами. Ещё маме, конечно, нужна была соцприслужница. Ольга вызвалась убирать и готовить сама, но вдова категорически отвергла такое предложение и, утирая слезу, скатившуюся по начинающей морщиниться щеке, стоически убрала квартиру сама, пожарила яичницу и сварила кофе. Ольга отдраила полы, сковороду и плиту после маминых упражнений и, плюнув, наняла ей приходящую даму. Зато ей, профессионалке швабр и котлет, мама с первозданным пылом принялась давать указания. Прежняя домработница, бывшая в доме, сколько Ольга себя помнила, покинула этот мир вслед за Олиным отцом, не перенеся его смерти. Sic fata voluerunt. [14]Мужчины лучше женщин умеют хранить свои маленькие и большие тайны.

Ольга всё больше и больше работала, Лёнчик приобретал всё более трагическое мироощущение. Пока наконец не переспал с уборщицей НИИ технического стекла. Нечаянно-негаданно. Был чей-то день рождения, безалкогольная эпоха ещё не наступила, Лёнчик перебрал лишнего и, начав движение привычной тропой по маршруту «работа – дом», запетлял и наступил ногой в ведро с грязной водой. Молодая рыхлая женщина что-то пробурчала, впрочем, не слишком сердито. Лёнчик, упав на колени, принялся лобызать края её синего халата и предлагал смыть провинность кровью. На кровь она не согласилась, тогда он стал вылизывать пол коридора языком. Уборщица бросилась его поднимать на ноги и отлично справилась, потому как была достаточно дюжая для хилого Лёнчика. Он уткнулся в её вкусно пахнущую потом мягкую большую грудь и засопел, блаженно пуская слюни. Проснулся утром в незнакомой, убогой, но чистенькой квартирке и узнал, что вчера признался в вечной любви, предложил руку и сердце и даже разок выполнил супружеский долг. Лёнчик немного упал духом, но вкусные сырники с рыночной сметаной, сгущёнкой и малиновым вареньем на завтрак заставили его дух воспрянуть. А уж после того, как он опомнился и побежал к телефону-автомату звонить жене, которая наверняка обзванивает больницы, морги и милиции, а в ответ услышал: «Лёнчик, я только голову к подушке прислонила, у меня же ночное дежурство было, дай поспать! Я работаю как проклятая, пока ты в своём НИИ яйца слева направо перекидываешь!» – и сразу после равнодушный хохоток коротких гудков, он вернулся к грудастой уборщице и ещё раз исполнил «супружеский долг». За что был награждён «ленивыми» варениками. Его «невеста» была виртуозом творожных блюд. И не ленилась закупить молочный продукт пораньше, подальше, подешевле и впрок. И потратить время и силы на, к примеру, обожаемую Лёнчиком запеканку, а не так, как его пока ещё официальная жена, брякнуть:

– Вон холодильник, вон продукты. В чём дело? Паралич разбил? – и продолжить разговаривать по телефону с очередной пациенткой. Да и надоело ему выслушивать кровавые подробности её отвратительного ремесла. Она его техническим стеклом никогда не интересовалась и всегда называла бездарью, неудачником и бездельником. Теперь уж он ей покажет, кто тут неудачник.

К его огромному удивлению, Ольга облегчённо вздохнула, когда он сообщил ей, что встретил другую и теперь, как честный человек, обязан на той, другой, жениться. Да и к тому же она лучше Ольги готовит и не считает Лёнчика ничтожеством. Напротив, смотрит в рот, ловит каждое слово. И желание. И даже сказала ему, что он отличный мужик. Конечно же, она имела в виду, что он прекрасный любовник. Так что и мужчина он о-го-го, что бы тут некоторые ни говорили!

– Слава богу! – воскликнула Ольга и нежно поцеловала законного супруга в лоб. – Желаю счастья, и всё такое. Мне было неловко тебя выгонять в никуда. А мама твоя и бабушка окончательно бы довершили твоё растление. Тем более что это не так уж и сложно – ты и так с гнильцой.

Лёнчик надулся, собрал свои немногочисленные вещи в Ольгину командировочную сумку (от радости она была немыслимо щедрой), достал из кладовки гитару в покрытом десятилетней пылью чехле, сказал, что за лыжами, книгами и решением бумажных вопросов зайдёт позже, в удобное для Ольги время, положил ключи на стол и покинул помещение.

Он очень удивился, что мама и бабушка не обрадовались такому повороту событий. Вот и пойми этих женщин. Он теперь сыт на завтрак, на обед и на ужин, все рубашки выглажены, все пуговицы пришиты, да и ребёночек скоро будет, а они ведут себя, как две ядовитые змеи. Ольга, мол, врач, кандидат медицинских наук, заведующая дневным стационаром криохирургического центра лечения предопухолевых состояний женской половой сферы, доцент, в конце концов! А эта кто? Уборщица? Подтиралка? Что значит не важно?! Да к чёрту её домашние пельмени, ты что, магазинные сварить не в состоянии самостоятельно?! Паралич разбил?! Она же даже говорить грамотно не умеет. Да кто она такая?!

Лёнчик был крайне удивлён, узнав что «наша Оленька», оказывается, полна всяческих достоинств и на самом деле никакой не «дьявол в юбке», каковым была ещё недавно, а «ангел во плоти». И не третировали её прежде свекровь и мать свекрови, а просто-напросто мягко журили. Да и не журили, а жизни учили. Да и не учили вовсе, а так… Помогали советом и словом добрым.

Однако нрав «подтиралки» не замедлил расцвести и завязаться плодами. Точнее, плодом – рыхлым младенцем пола женского. Так что вскоре прежние «кобры» вытягивались во фронт под дудку новоявленной законной супруги и матери. Последней достало смекалки назвать дочь в честь прабабки со стороны отца, и женщины стали принадлежать ей безраздельно, вместе с Лёнчиками и всеми своими остальными потрохами.

Ольга же, оставшись одна, ещё беззаветнее предалась любимому делу. И как-то раз, поздним вечером, когда на кафедре, как им казалось, никого уже не было, старые друзья решили вдвоём обмыть Лёшкино новоявленное заведование и Ольгину новообретённую свободу. Надо ли говорить, что после бутылки коньяка они стали вспоминать былое? Прошло всего каких-то десять с лишним («…сколько-сколько? Ну, хорошо, пусть почти пятнадцать…») лет, как они окончили институт, а всё у них отлично! Просто за-ши-бись! Хотя кто бы мог подумать, что он…