Дневник сумасшедшего (четвертая скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ Страница 23

Специально, я думаю, Зоя подослала мне этих рабочих, чтобы я смерть увидел. А зачем? Чтобы я боялся. Запугивание – это самый эффективный способ воздействия на сознание. Меня трудно зомбировать – у меня душа есть. Вот и придумали этот спектакль.

Спектакль? А что если Ильич не умер? Да, они просто разыграли его смерть! Инсценировка! И вели себя все очень наигранно – паниковали, бегали, кричали. Дыхание искусственное... Хорошие актеры, ничего не скажешь. Я даже поверил.

И все это, чтобы подбросить мне ключ? Это наживка, крючок – попадусь или не попадусь. Сидят, наверное, сейчас – гадают.

Но если Ильич не умер, то почему мне было страшно ложиться на кровать, где он лежал? Я что, понарошку боялся? Странно, разве страх бывает понарошку? Но если он не умер, то как можно бояться?

Все – галлюцинация.

«Ты сам галлюцинируешь или закидываешься?»

Мои мысли играют в лапту.

* * *

По моим расчетам сейчас около четырех часов утра. Все уже должны спать. Я вставляю ключ в скважину, поворачиваю его, и дверь открывается.

В коридоре темно и пусто. Изоляторы – один, другой, третий. Я прохожу мимо них к следующей двери, она ведет на отделение.

Вставляю ключ, поворачиваю его, дверь открывается. Ноги подкашиваются, не слушаются. В голове винегрет. Ощущение, что в нее через уши залили свинец.

Я пытаюсь ступать тихо, чтобы никого не разбудить. Пусть спят. Сон дает силы. Им нужно спать. У них совсем нет сил. Они все покойники.

Бегство. Я осуществляю побег. Или я попался на удочку обмана? Может быть, меня уже поджидают с веревками, смирительными рубашками, шприцами? Что они хотят со мной сделать, когда поймают? Зачем я им нужен?

Я прохожу мимо дверных проемов, смотрю внутрь палат. Там койки. Они стоят совсем рядом друг к другу, словно толпятся. На них люди. Что они тут делают? Зачем они тут?

До меня доносятся стоны и всхлипывания. Место скорби... Куда я бегу? Что ждет меня за пределами этой больницы? Безумный мир?

Мне страшно. Мне кажется, что за мной следят, что тишина обманчива, что все только притворяются спящими, а на самом деле, просто ждут. Они ждут, когда я дойду до конца, к выходу. И тогда они повскакивают со своих кроватей и будут кричать: «Попался! Не уйдешь!» Они будут смеяться тому, как ловко они меня надули.

В конце коридора стол дежурной медсестры. За ним никого. Тусклым желтым светом горит маленькая лампа.

Почему я не сказал Зое Петровне, что Петра собираются убить? Я, наверное, должен был сказать. Если я не предупрежу о заговоре, а его убьют, значит – это я его убью. Мог спасти человека, а не спас. Я – убийца в мире мертвых.

Так есть «свобода воли» или нет? То, что я сбегаю, – мой поступок или божественное требование? Бог требует, чтобы я убил Петра?.. Я могу его спасти, или это тоже иллюзия? Как разобраться? Как понять? Провидение или личный поступок?

Я могу выбирать или должен следовать своей мысли?

Почему Стае не воспользовался своей ручкой? Ведь хотел, я точно знаю. Конечно, хотел. Не мог не хотеть. Но не воспользовался. Ему страшно. Это его «свобода воли», или это Бог?

Заслуживает ли Петр смерти? А мир? На мне будет два убийства? Я убью Петра и убью мир? Но Петр лично мне ничего плохого не сделал. А мир?

Я хочу уничтожить мир. Ваня уничтожил свой мир. Что теперь с Ваней? Что будет со мной? Зачем я хочу уничтожить мир?

О чем меня спрашивал этот белый?

«Митя, ты точно уверен, что хочешь разрушить мир?»

Я уверен? Нет, я не уверен. Зачем же я собирался это сделать? Потому что мир плох. Да, поэтому. Но что он сделал мне плохого?

Я остановился у стола дежурной медсестры. И мои мысли остановились. У меня не было ответа на этот вопрос. Я не знал, что мир сделал мне такого, за что я должен его убить.

Но что тогда я делаю? Куда я иду? Может быть, я и вправду сумасшедший, если собираюсь убить того, кто ничего плохого мне не сделал?

Слезы покатились у меня из глаз. Ноги не держали совсем. Я лег на пол и пополз.

Я тихо полз к двери, к последней – с отделения. Дальше будет еще несколько дверей на лестнице, и все – выход. Но лестница уже не считается. Если ты один на лестнице – это верный признак, что ты сбежал. Я бегу...

Я лежал под дверью на выходе с отделения и смотрел вверх, на замок. Вставить ключ, повернуть, открыть. Безумие. Куда я бегу?

Вдруг страшная тень мелькнула надо мной. В ужасе я прижался спиной к двери.

От кого ты бежишь, человек?

В кромешной темноте прямо передо мной стоял Диоген, размахивая своим платком у моего носа.

– От кого ты бежишь?! – он повторил свой вопрос.

От испуга и общего напряжения во мне словно что-то лопнуло. Я стал проваливаться в темноту...

День шестой

Когда я очнулся, светило яркое солнце. Я понял это, не открывая глаз. Сначала мне показалось, что я умер. Рай?

– Вот, все безобразничает, – услышал я над собой женский голос. – Стащил где-то психиатрический ключ и чуть не сбежал этой ночью. Куда бежать собрался? Непонятно.

Зоя Петровна. Не рай.

– Странную работу вы себе выбрали... – я слышу голос Анхеля.

– Да, странную, – соглашается Зоя Петровна. – Словно в закрытую дверь ломишься. С ними, как с детьми малыми...

– Тяжело вам? – спрашивает Данила.

– Мой учитель, – отвечает Зоя Петровна, – любил повторять слова Екклесиаста: «Если Бог хочет покарать человека, Он лишает его разума». И добавлял: «Поэтому мы помогаем самым обездоленным, от которых даже Бог отказался». Звучит, конечно, не без пафоса. Да и не сказать, чтобы я в Бога верила. Так... Но это правда.

– Вы говорите об этом с обреченностью, – сказал Данила.

С обреченностью... – повторила Зоя Петровна. – Ну, видите как... Мы, с одной стороны, все понимаем – психическое расстройство, химические нарушения в нервной ткани и так далее. Но с другой стороны, иногда смотришь на них и думаешь – почему они лучше, чем нормальные люди?

– Лучше... – уточнил Анхель.

– Честнее что ли? Или добрее? – Зоя Петровна пыталась подобрать нужно слово. – Вот Дима, например. Он у нас уже три раза лежал. Все время хочет мир уничтожить – то так, то эдак. А сам очень светлый. Внутри. Понимаете? И каждый раз он что-нибудь хорошее делает. Для людей. Для других больных или для персонала. После этого ему всегда лучше становится. И мы его выписываем. До следующего раза...

– Вам не кажется это странным? – спросил Анхель. – Эта закономерность? Вы не думали об этом?

– Трудно о них думать. Голову можно сломать. Вдруг мне все это только кажется, а на самом деле просто болезнь. Сейчас плохо, пролечим – станет получше. Не знаю... Я сегодня попросила нашего консультанта прийти. Очень хороший психолог. Пусть поговорит... Ну ладно, оставлю вас. Сумасшедшая неделя, что ни день, то какое-нибудь ЧП на отделении. А я еще сегодня дежурю сутки...