Сто бед - Эмир Кустурица Страница 22

– А душа… что-то ест?

– Нет. Но чтобы она не утратила силы, необходимо читать…

Она пощекотала меня, и я улыбнулся. Но это вовсе не означало, что я попался на ее россказни о душе.

– Я еще не человек.

– Что ты говоришь?

– Человек – это взрослый.

Я вовсе не собирался ссориться с матерью, потому что был уверен в своей правоте. Но меня бесило, что она кормит меня байками.

Желая не то чтобы приохотить меня к чтению, но просто заставить прочесть хотя бы одну книгу, мать вдруг вспомнила, что я член Союза югославских скаутов. И как-то вечером принесла в мою комнату книгу Стевана Булайича «Ребята с Вербной реки» [19].

– На, прочти! И ты об этом не пожалеешь, сынок!

– Азра, умоляю! Лучше накажи! Хочешь, заставь меня встать коленками на рис, только давай перестанем мучить друг друга!

– За что же тебя наказывать? Ты не сделал ничего плохого!

– Потому что ваше чтение – настоящее мучение! У меня уже на третьей странице глаза слипаются, и мне это ничего не дает! Лучше рис под коленками, чем ваши книги!

Раз уж история со скаутами потерпела неудачу, мать решила обратиться к более популярной литературе. Зная, что ковбоям я предпочитаю индейцев, она на свою тринадцатую зарплату купила для меня полное собрание книг Карла Мая. Однако милый индеец имел не больше успеха, чем предыдущие герои. Как и раньше, мои глаза начинали косить на третьей странице, на четвертой останавливались, а на пятой каменело мое сознание.

Исчерпав свое терпение, отец вынужден был стоически смириться с мыслью, что среди Калемов интеллигентных людей больше не будет.

– Сынок, если так и дальше пойдет, кончится тем, что ты, как герой русской литературы Обломов, прочтешь свою первую книгу, когда выйдешь в отставку! – сделал вывод отец за чашкой кофе, под звуки радио Сараева, передававшего бодрые утренние песни.

Я собирался в школу; уходя на службу, отец категорически бросил мне:

– Вот и все… будет именно так, и никак иначе!

– Обломов, это кто? – спросил я у матери. – Может, он когда-нибудь оставит меня наконец в покое со своими русскими революционерами? Какое мне дело до этих проходимцев?!

– Во-первых, не «он», а «отец». А Обломов… нет, я не знаю!

– Азра, ваша литература меня не интересует! Поднимись на Горицу и глянь там на свою литературу! Она каждый день происходит на моих глазах. У тамошних цыган то и дело случаются какие-то романы или новеллы – в общем, как вы там называете свои истории.

– Книги читают для того, чтобы сравнить свое существование с жизнью других и в конечном счете повзрослеть!

– А что, если я не хочу взрослеть?

– Так не бывает.

– Зачем мне читать, если я могу наблюдать живую книгу? Давай объясни!

– Человеческому мозгу необходимы упражнения, потому что, как ты знаешь, это тоже мышца.

– Раз так, у меня есть кое-что получше.

– Получше, чем чтение? Ну-ка, расскажи…

– Забрасывать шарик в водосточную трубу, чтобы тренировать эту мышцу!

– Дубина!

– А чего?! Это же здорово! Сейчас лето! Читать летом… С чего вам взбрело?..

– Малыш, мне кажется, ты над нами издеваешься, а сам читаешь тайком…

– Почему ты так решила?

– Да потому, как ты выражаешь свои мысли. Послушать тебя, так ты аж три книги прочел!

В отпуск в Макарску мы уезжали с автобусного вокзала. Едва заняв свое место, Азра заставила меня принять навизан, а потом и сама проглотила таблетку от укачивания. Уже в Хаджиче меня начало тошнить и рвать. В Коньце разыгралась настоящая трагедия: водитель отказался остановиться.

– Да поймите, я могу остановить машину только в случае очень серьезной аварии! Я обязан соблюдать расписание!

– Как тебе не стыдно! Ребенка выворачивает наизнанку, а ты мне про расписание! Какое малышу дело до твоего расписания?!

– Надо соблюдать время пути, дуреха! – проорал какой-то грубиян.

– Вот бестолочь! Если я остановлюсь, у меня вычтут из зарплаты. А мои ребятишки? Ты их кормить будешь?

– Не остановишься – я тебя придушу! Плевать мне на твое расписание!

Мать встала за спиной шофера, словно удавку держа в руках полотенце.

Он тут же съехал на обочину и остановился. Я выскочил, и меня вырвало. Я увидел, как автобус, словно склонившийся на ветру тополь, накренился в мою сторону под тяжестью пассажиров, прильнувших к окнам, чтобы посмотреть, как меня выворачивает. Прямо над автобусом висела луна каких-то немыслимых размеров.

– Одна желчь, товарищ.

– Думаете, это не опасно? – разволновалась какая-то старушка.

– Нет, – отвечала мать. – Этому ребенку в автобусе всегда плохо.

После Метковича я уснул. Как ни в чем не бывало, будто и не блевал только что. Сон быстро вернул мне силы, а еще я вдруг сообразил, что в борьбе против чтения усталость может оказаться весьма кстати. Собирая чемоданы, Азра незаметно сунула в один из них книжку с картинками «Дэви Крокетт» [20]. Уже в автобусе она начала листать ее, периодически закрывая, чтобы привлечь мое внимание к обложке. Таким образом она надеялась заинтересовать меня историей про улыбающегося блондинчика в шляпе с хвостом, доходившим ему до плеч, как на шоколадках загребской кондитерской фабрики «Краш», на обертках которых были изображены девушки с падающими им на грудь косами.

Рано утром мы прибыли в Макарску. Сильно пахло гнилыми фруктами – автовокзал примыкал к базару. На прилавке с товаром, погруженным в Метковиче, сидел здоровый детина и распевал: «Разве можно Лондон сравнивать со Сплитом…»

– Хорошо выходные провел? – спросил певец человека, раскладывающего на прилавке паприку.

– Супервыходные, парень! Мы сделали «Динамо», разрази меня гром!

Во дворе воняющего плесенью трехэтажного дома нас поджидал хозяин с голым, как яйцо, черепом, густыми бровями и багровым лицом. Он отдал нам ключи.

– Упаси нас господь от пьяниц и запаха ракии! – шепнула мать.

– Какая ракия, Азра, он пьет вино, – ответил я.

– Все равно, это тоже алкоголь!

Благодаря соседству с родительской спальней я был подкован в таких делах: в зависимости от того, что отец пил накануне, от стен исходил разный запах.