Зеркало для слепого - Борис Пугачев Страница 22

— Мертвому припарки. Ты же как слон.

— Говорю ведь, что постараюсь тихо. Терпите. Работа у меня такая. Хотя, может, это и не работа. Работа — когда тебе дядя зарплату платит, а я сам себе плачу. Это, вероятно, хобби, приносящее иногда деньги. Мы себя бизнесменами называем неосмысленно. Вот за бугром бизнесмены. Они в сенатах заседают, обществу служат. Без них государства нет. Мы пока до этого не доросли. И не скоро дорастем. Мы даже золотому тельцу не служим. Пока как дети играем в «морской бой». Вслепую. Поэтому чаще промахиваемся, чем попадаем. Хобби это. Игра. Сначала развлечение, потом азарт, потом не можем без этого, и, наконец, надоедает, либо проигрываем. Ищем другую игру, более сложную — вдруг выиграем? Азарт распаляется. Тут бах — и любимую игрушку ломают или отнимают. Ребенок бы заплакал — смотришь, и вернули бы ему игрушку. А мы нет. Сами другую находим или изобретаем. Опять играем. Ведь прекратить уже не можем. Не понимаем, что игра идет уже не в «морской бой», а своими и чужими судьбами. Такой путь мы выбрали, или нам его проложили…

— Не мы выбрали, а ты. Я теперь домохозяйка. Не надо было из института уходить. Я вчера туда ездила. Все работают, но назад меня не зовут.

— Куда им тебя звать? Мне ребята звонили. Два месяца зарплату не платят, а зарплата у них «очень большая». Полагаю, завтра на продуктовой базе истрачу их годовую зарплату. Голодное брюхо к науке глухо.

— Сам стал пословицы сочинять? Лучше, чем за деревенскими пьяницами повторять.

— Это не пословица. Это грустная реальность, но не самая страшная. Им не только зарплату — даже на исследования денег не дают, а скоро свет, воду и отопление отключат. Но вообще-то возвращайся. Будешь в полседьмого утра вставать, в полседьмого вечера возвращаться. Обедать в столовой. Хотя нет, столовая у них закрылась. Они ее в какую-то аренду отдали. Придется с собой бутерброды носить. Впрочем, нет. Бутерброды не из чего станет делать. На масло зарплаты не хватит, да и не дают ее. Летом будете за грибами ходить и ими питаться. А, нет. Лес около института вырубили, бензин же или билеты на электричку не из чего оплачивать. Все же придется голодать, а голодное брюхо к науке…

— Опять юродствуешь. Это в твоих глумливых устах все так плохо. Нормально там люди работают. В коллективе. А я, как дура, тут целый день одна. В уборщицу и посудомойку превратилась. Ты хоть помнишь, когда мы с тобой в театр или в кино ходили?

Родик вспомнил, что билеты в «Современник», куда он намеревался сводить Лиду, пропали. Он не решился предложить жене ими воспользоваться. Он устыдился и почувствовал, как от этого зарделось лицо.

— Ну перестань. Нам сегодня еще скандала не хватало. В воскресенье пойдем. Договорились же.

— Снова сорвется. Лето все на даче проторчала. Тебя почти не видела. Раньше я хоть на выставки ездила, общалась, работала. Не могу я так больше. Надо мне на какую-то работу выходить. Пусть на полставки. Взбешусь я — тебе же хуже будет.

— Понятно. Я подумаю.

— Подумаю, подумаю. Завтра забудешь. Скажи, что не возражаешь, — я сама что-нибудь подыщу.

— На полставки — не возражаю. Занимай первую половину дня, пока Наташка в школе. Чай-то дашь?

— Сейчас принесу. Кстати, чай кончается. Завтра не забудь на базе несколько пачек взять.

— Зачем на базе? Серафиме позвони. Она тебе и чай, и кофе, и какао пришлет. Лучше, чем на любой базе, и цена оптовая.

— Неудобно как-то…

— Что неудобно? Это мой склад. Естественно, по деньгам мы с ней разберемся. Не бесплатно это. Личное — личное, а бизнес бизнесом. Я не один. Глупо покупать то, что имеется на складе, да по низкой оптовой цене. В будущем сама с Серафимой общайся, а я ей команду дам.

— Тут ты прав. Однако никак не привыкну к этому.

— Привыкай. Скоро все частной собственностью станет. Наш любимый институт тоже. Я подумываю купить его и перепрофилировать под баню. Котельная у нас там хорошая.

— Шутки у тебя… Мне объяснили, что институт относится к оборонным объектам и приватизации не подлежит.

— Ты веришь? Они сейчас сделают из него акционерное общество, а потом выкупят основные средства.

— Для оборонки это запрещено.

— Вчера водка была монополией государства, а сегодня ею только ленивый не торгует. Вчера мы слово против власти боялись сказать, а сегодня эта власть вне закона. Сколько прошло лет? Всего ничего. Дальше перечислять? Так и с частной собственностью будет. Увидишь, анекдот про покупку метра государственной границы станет реальностью. Тюрьмы частными станут. Все меняется с колоссальной скоростью. Три года назад ты могла бы подумать, что я торговлей продуктами займусь? То-то. Много чего нас еще ожидает. Хочешь, вместо работы бизнесом займись? Я денег дам. Вон Ира вешенки выращивает… Я тебе ее сегодня уже в пример ставил.

— Я уже выставками занималась. Ты запретил.

— Я не о таком бизнесе. Палатку какую-нибудь открой или лоток. Утречком поторговала, например, свежим хлебом или овощами и пошла обед готовить, Наташку воспитывать.

— Я не смогу. Не по мне это.

— Почему? Твоя тетка до сих пор что-то на огороде выращивает и на рынке продает.

— Это другое.

— Ничего не другое. Такой бизнес несложен. Ты же, как всегда, ответственности боишься. Знаю я тебя. Ты хочешь в комфорте сидеть, трепаться, разгадывать кроссворды, ни за что не отвечать и получать зарплату. Этот сектор социалистического труда заканчивает свою жизнь, хотя его ударников пока еще очень много. Помяни мое слово: скоро все вы окажетесь у разбитого корыта и золотой рыбки не дождетесь. Она давно на заслуженную пенсию ушла.

— Не желаю я слушать твои преувеличения. Я тунеядкой никогда не была, но и базарной торговкой не стану.

— Кто знает… Пути Господни неисповедимы. Каждому орлу… Вернее, каждому свое. Не будем на ночь глядя играть в пророков. Тебя поздно учить. Распашонка уже не сойдется. Просто у меня дурное настроение. Волнуюсь за машины, наверное. Тебя и Наташку поучениями замучил. Давайте разбегаться. Хочу поспать немного. Предчувствую, Миша раньше, чем планирует, до Москвы доберется. Родители к машинам привыкли и поедут быстрее. Да и трасса ночью пустая… Спокойной ночи.

09 глава

Каждому человеку судьбу создают его нравы.

Латинская пословица

Лес был еще темным и вместе с тем уже наполнился светом. Такой эффект создавали лучи восходящего солнца, пробивающиеся через листву деревьев. Некоторые из них достигали земли и, затейливо прыгая по ней, высвечивали различные предметы, которых в лесу не должно было быть. Смотреть на эти предметы Родику не хотелось. Он перевел взгляд вверх и испугался. Прямо на него падало огромное, с растопыренными черными ветвями, дерево. Родик не мог понять, куда спрятаться, пока наконец не осознал, что это зрительный обман. Просто ветер колыхал ветви, а они разбрасывали солнечные лучи. Вспомнив, для чего он в лесу, Родик опустил голову и стал сосредоточенно искать грибы. Их оказалось множество. Он жадно вырывал их с корнем и поспешно складывал в корзинку, внутренне опасаясь, что не успеет все собрать. Корзина настолько отяжелела, что Родику пришлось поставить ее на землю. Облегченно вздохнув, он с удивлением увидел, что это не корзина, а большое зеленое эмалированное ведро с водой, в которой плавают рыбы. Он опустил в ведро руку и, ощутив в ней скользкое рыбье тело, попытался вынуть рыбину, но она выскользнула и упала в траву. Родик потянулся за ней и отдернул руку. Вместо нее в траве лежали, сплетясь в клубок, змеи. Родик схватил ведро и ударил по ним. Клубок распался, змеи быстро поползли в разные стороны, а одна осталась неподвижно лежать с размозженной головой. Зачем-то он схватил ее, но она ожила и попыталась обвиться вокруг руки. Родик с омерзением отбросил ее, но змея продолжала извиваться у его ног, вызывая ужас и отвращение. Родик еще раз ударил ее ведром. Из ее разбитого тела выползла маленькая пятнистая змейка и пропала в траве. Родик поставил ведро вверх дном и уселся на него, чтобы перевести дух. Что-то зашевелилось под ногами. Он инстинктивно поднял их и увидел, что там, где остался след от ботинок, вьется та самая змейка. Вдруг она стала быстро расти, и вот над Роди ком нависла огромная зубастая пасть, вокруг ног обернулось толстое змеиное туловище. Единственной опорой служило ведро, оно не давало ему упасть на землю и стать беспомощной жертвой. Родик ухватился за змеиное тело, прикладывая неимоверные усилия для того, чтобы змеиная голова не приближалась. Однако расстояние неуклонно сокращалось. Родик уже смотрел в желтые пульсирующие глаза и чувствовал неприятный запах, исходящий из змеиной пасти. Последним усилием он погрузил руки в эти бездонные глаза и понял, что ноги свободны, а змея обмякла, хотя и продолжала давить на него своим весом. Родик оттолкнулся от нее и повис в воздухе. Сверху он увидел, что змея бездвижно лежит в траве, а зеленое ведро стоит поодаль, и в нем снова плещется, разбрасывая играющие радужным блеском капли воды, рыба. Родика охватила небывалая легкость, и он, минуя кроны деревьев, поднялся над землей. Он парил над этими кронами, а солнечные лучи скользили по его лицу, щекоча нос, уши, лоб. Родик отмахивался от них руками, но они проскальзывали между пальцами. Кто-то сказал: