Эхо небес - Кэндзабуро Оэ Страница 22

— Надеюсь, Кос, «космическая воля» будет по-прежнему заботиться о вас и никто из официальных лиц не узнает, что вы тут работаете, хотя у вас всего лишь туристические визы. Асао старался как мог, чтобы вы получили нужное разрешение, но, поскольку вы прибыли из Америки, сделать это не удалось. Ужасно, если вас обвинят в незаконной трудовой деятельности и лишат права въезжать в страну. Как раз сейчас, когда Японский фонд подумывает выдать вам грант…

Зазвонил телефон, стоявший на обеденном столе, Мариэ сняла трубку и довольно долго слушала, потом вернулась в комнату и, подойдя к Асао, что-то ему сказала. Хотя внешне она сохраняла непринужденность, Асао тут же вскочил и выбежал вместе с друзьями из дома. И тогда Мариэ объяснила мне, в чем дело. Их жилой комплекс располагался на территории храма, и сохранившиеся старые деревья делали это место особенно привлекательным. Три дома стояли в ряд, каждый чуть отступя по сравнению с соседним. В одном жила семья священника, который также присматривал и за всей территорией, два других были разделены на три секции каждый. Мариэ приобрела две секции в среднем доме, третья принадлежала священнику, и он сдал ее одному бизнесмену из Канады. Как только здесь поселились артисты, от него начали сыпаться бесконечные жалобы. Он запрещал включать музыку или играть на пианино после десяти и, мало того, потребовал, чтобы и вечеринки заканчивались к этому же времени. Теперь он звонил, жалуясь, что джип со сценическим оборудованием занял чересчур много места на парковке.

— Но если это переходит границы разумного, почему не поговорить со священником и не высказать ему свой взгляд на дело?

— Думаю, джип действительно выступает за разграничительную линию, а ведь там же стоит и моя машина. Они сейчас уберут его, припаркуют на улице, а позже поставят обратно. В последние дни репетиции и посиделки продолжались до двух-трех ночи, неудивительно, что канадец чувствует себя жертвой. А старый священник вообще не знает, как реагировать. — В глазах Мариэ, которые теперь, когда она так похудела, выглядели благодаря появившимся складкам на веках почти чужестранными, мелькнуло что-то вроде смущения. — Есть и еще одно, что раздражает и канадца, и других соседей, и это касается уже только меня.

В этот момент вернулись Асао с приятелями; на лицах вместо прежней озабоченности были спокойствие и деловитость. Они не только переставили джип в подходящее место, но и вспомнили о забытой на водительском сиденье сумке с продуктами. Вся театральная команда собиралась приготовить настоящий филиппинский ужин.

Мариэ попросила меня подняться с ней на второй этаж. Здесь, наверху, был ее кабинет. На стене фотография Фланнери О'Коннор. Стоя на костылях, она наблюдает за павлинами, топчущимися возле крыльца ее деревянного дома. Все сочинения О'Коннор и посвященные ей исследования выстроены на полках стоящего рядом книжного шкафа, в нем же английские книги в бумажных обложках, скорее всего сохранившиеся с тех пор, когда Мариэ училась в Америке.

Среди нескольких книг на японском мой роман, рассказывающий о нашей семье, в котором я постарался проследить связь между метафорами в поэзии Блейка, цветными иллюстрациями Священного Писания и внутренней жизнью нашего сына. Здесь же, на аккуратно прибранном письменном столе, стояла репродукция (как мне показалось, хорошая), изображающая человека с раскинутыми в стороны руками: Орка, олицетворяющего юность в мифологии Блейка.

— Я вовсе не демонстрирую вам кабинет горе-филолога, забросившего все свои исследования. В спальню, пожалуйста. Свет не включайте. Пройдите через комнату и выгляните из окна, но смотрите не прямо вниз, а левее. Думаю, что увидите, как кто-то стоит под платаном у дома напротив, недалеко от угла.

В темной комнате чувствовался мягкий, едва уловимый запах, говорящий, что здесь живет одинокая женщина зрелых лет. Я подошел к окну с задернутыми занавесками и, посмотрев вниз, увидел высокого худого мужчину, который стоял, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и глядел вверх — на меня. В руке у него был бумажный пакет, который он то и дело подносил к губам, явно прикладываясь к спрятанной там бутылке. Для человека, напившегося до такой степени, он вел себя достаточно сдержанно.

Шагая тверже, так как глаза уже привыкли к темноте, я возвратился в кабинет и увидел, что Мариэ стоит, опустив голову, около письменного стола и беспокойно теребит рамку блейковской репродукции.

— Страшно подумать, но это Саттян, — сказала она приглушенно.

— Отец Мусана и Митио?.. Я понимаю, как раздосадованы жильцы того дома, но все-таки он не из тех пьяниц, на кого следует жаловаться в полицию…

— Сегодня он ведет себя довольно тихо. Но как-то раз принес с собой запись Девятой симфонии Бетховена и громко подпевал. Трезвым Саттян ведет себя как нормальный человек и никому не мешает, так что если и попадает в участок, то вскоре благополучно оттуда выходит. А назавтра опять появляется здесь.

Добавить к этому было нечего, и мы снова спустились вниз. Дядя Сэм, сидевший на полу, разведя в стороны длинные ноги и своей позой напоминая кузнечика, продолжая потягивать пиво, посмотрел на меня в упор, и в его голубых глазах явно мелькнуло подозрение.

Молодые филиппинцы обоего пола, сбившись в стайку, весело занимались приготовлением ужина. На полу возле обеденного стола они расстелили клеенку, выложили на нее все припасы и, усевшись кружком, слаженно пели за работой, время от времени разражаясь взрывами смеха. Асао и его друзья уточняли маршруты передвижений по Кюсю, где труппа начинала гастролировать на следующей неделе, и иногда выходили в соседнюю комнату — поговорить по междугородному телефону, — каждый раз озабоченно бросая взгляд в окно, за которым виднелась качающаяся фигура, рассматривавшая их сквозь тюлевые занавески…

Кос стал рассказывать мне о задуманной им пьесе. Мариэ тоже слушала, но потом Дядя Сэм окликнул ее и начал что-то возбужденно ей втолковывать, говоря по-английски со скоростью, колоссально отличающейся от скорости речи филиппинцев. Невозмутимая, несмотря на его взволнованность, Мариэ, как могла, старалась его успокоить.

Новый сюжет, придуманный Косом и, по-моему, куда больше пригодный для фильма, чем для спектакля, — я даже подумал, что, вероятно, склонность к кинематографическому мышлению и помогла его сближению с Асао и компанией, — крутился вокруг фургончика, местного микроавтобуса, какие я сам не раз видел в Маниле. Главный герой, чью роль сыграет Кос, вложил все свои средства в покупку одного из таких ярко раскрашенных фургонов. Действие начинается в деревне, где Кос родился и вырос. Пружина дальнейших событий — медведи из папье-маше, изделия филиппинского народного промысла, которые теперь готовят для продажи во время Мюнхенской олимпиады. В короткий срок изготовление медвежат превращается в индустрию, охватившую всю деревню. Герой сколачивает себе на этом некоторое состояние, но прародительницу, обучившую их всем секретам ремесла, приводит в ужас тотальное массовое производство, подчиняясь которому даже дети работают чуть не ночь напролет. И все же герой заполняет фургон медвежатами, берет билет и паспорт, полученные с помощью некой высокой и светловолосой немки, и отправляется в Мюнхен — рекламировать и продавать свой товар. Когда Игры заканчиваются, он садится в свой микроавтобус и катит в Париж, а по пути находит себе то одну, то другую работу. Однажды его нанимает филиппинец, имеющий патент на автомат по продаже жвачки, но в основном он просто перебивается со дня на день и как-то сводит концы с концами.