Последний магог - Валерий Вотрин Страница 22

Вечером мы заседлали коней, навьючили на них мешки с нашим малым добром и подношениями порченым шаманам и тронулись в путь. Солнце садилось, быстро холодало. Ни одной живой души не было в долине. Даже Шмешу-хэхэхэй не вышел к нам. В глубине некоторых пещер был виден огонь — там грелись у очага, готовили еду. Но никто не вышел к нам. Так мы уходили из потаенной долины сбегутов.

Затворные горы были недалеко. Их острые вершины вырисовывались впереди на темнеющем небе. Но я знал, что еще долго скакать до гор, потому что всякий в земле Магог знает: когда Затворные горы вблизи, путь до них далек, и наоборот, когда кажется, что Затворные горы далеко, до них совсем рукой подать.

Пару раз мы останавливались в лощинах и проверяли, не едет ли кто за нами. Всякое может случиться в степи. После рассказов Нишкни я стал пуглив, всюду мнились мне безголовые духи, скачущие на лошадях, и безголовые лошади, несущие духов. Но никакие духи, ни безголовые, ни с головами, за нами не неслись, и ни одной живой человеческой души не было об эту пору в степи — только мы, приближающиеся горы и звезды в холодной вышине.

Языгу знал, куда идти. Хорошего спутника я себе подобрал — верного, немногословного. А главное — знающего путь. Вот впереди обозначилась огромная гора. Никогда я не отличал ее среди других гор, а вблизи оказалось, что огромная гора высится над ними, возносит смутную белую вершину над другими. К ней мы и направлялись.

Вдруг Языгу резко остановил коня. Я подскакал к нему. Мой друг судорожно дышал, руки его дрожали.

— Что с тобой, друг Языгу? — спросил я его.

Он покачал головой.

— Не пройдем мы с тобой, друг Шепчу, — отвечал он, — как есть не пройдем.

— Почему это не пройдем?

— Надо слово знать заветное и уметь его сказать. Ох, не пробьемся мы с тобой в землю Огон, друг Шепчу!

И тут я вспомнил тэнгэра, вспомнил каждое его слово. И вспомнил то слово, которое он заставил меня повторить. Я дотронулся до плеча Языгу.

— Языгу, — сказал я, осененный своей догадкой, — я знаю слово!

— Откуда? — недоверчиво спросил мой спутник.

— Мне тэнгэр его сказал.

— Да? И что это за слово?

— Фисташка, — сказал я.

— Писташка, — повторил он.

— Нет, — покачал я головой. — Скажешь так — и погибнешь. Повторяй за мной — фисташка.

— Писташка… Хвисташка… Свисташка… — стал повторять мой друг, но ничего у него не выходило. Мы, степной народ, можем говорить только «писташка», по-другому у нас не получается. И верные тэнгэровы люди прекрасно о том знают и проверяют нас, таким образом обнаруживая подвох.

Упал верный мой друг Языгу с коня и затрясся в рыданиях.

— Писташка, писташка, писташка! — повторял он в отчаянии — и не умел выговорить проклятое слово.

Я схватил его за плечи и встряхнул.

— Языгу! — вскричал я. — Скажи «ф»!

Но он в ответ, пытаясь выговорить этот звук, издал только продолжительный свист.

Но я был настойчив, и вот у Языгу стало получаться. Помню, какая радость охватила нас, когда он в первый раз выговорил заветное слово.

— Фисташка! Фисташка! Фисташка! — раз за разом повторял он в радостном безумии, и видно было, какое наслаждение доставляет ему каждый звук этого слова.

Глухой ночью подскакали мы к Затворному пику. На всех окрестностях лежала густая тьма, даже звезды скрылись, лишь кони каким-то чудом угадывали тропу. Большая гора стояла на нашем пути, и в ней чудился огромный вход, будто невероятных размеров дупло. Мы остановились перед ним, и тут со всех сторон из темноты послышались голоса:

— Стоять! Кто такие?

Замелькали фонари, бесчисленные факелы, коней схватили под уздцы, и оказалось, что мы — в кольце людей. Одни вели под уздцы нашей коней, другие светили нам факелами в лицо, третьи спрашивали какие-то бумаги. Не успели мы моргнуть и глазом, как нас заставили спешиться и привели к двум столам, стоявшим в стороне. На них зажглись лампы, и какие-то чиновники уселись за эти столы. С некоторой радостью я отметил про себя, что это нормальные люди, не тэнгэры. Но лица их были суровы и непроницаемы, и тут же заметил я, что на них шаманское облачение. Верные тэнгэровы люди были пред нами. Помню свой испуг. Верные тэнгэровы люди — но как отличить, порченые они или не порченые? Языгу уже увели к другому столу. Человек с непроницаемым лицом устремил на меня бесстрастный взгляд.

— Имя? — спросил он.

— Шепчу.

— Сам нарекся?

— Нет, нареченник Шумбега.

Он кивнул, словно соглашаясь с такой моей судьбой.

— Куда идешь?

Что-то толкнуло меня, и я сказал:

— В пограничные приделы. Шумбег послал.

— Ты его нукер, что ли?

— Нукер.

Он помедлил, глядя мне прямо в глаза, и потом спросил:

— Раз Шумбег послал, значит, ты и слово знаешь?

Что мне было ответить?

— Знаю, — сказал.

— Произнеси его, — приказал он, опуская веки.

Я сказал себе: «Шепчу, тэнгэр был прав. Это слово действительно заветное, оно открывает двери. Скажи же его, скажи так, чтобы двери открылись».

И я сказал четко:

— Фисташка.

Он открыл глаза и взглянул мне в лицо с некоторой веселостью.

— Стало быть, бег послал, — полуутвердительно произнес он. — И дело небось тайное. Когда возвращаться собираешься?

Что-то опять толкнуло меня, и я ответил:

— Через два дня.

— Два дня, значит, — повторил он и приказал: — Протяни руку.

Я протянул руку. Он схватил ее с неожиданной силой, пригнул к столу, и я почувствовал боль, словно ядовитая оса ужалила меня в тыльную сторону руки. Кажется, я вскрикнул. Человек отпустил мою руку и с холодной усмешкой посмотрел на меня. Я приблизил руку к глазам и увидел, что на моей руке выжжен какой-то знак, похожий на рогатое солнце.

— Ты вернешься через два дня, Шепчу, — сказал верный шаман. — Не уходи далеко, ибо начертание на правой руке у тебя.

Я хотел спросить у него, что это значит, но не спросил. От соседнего стола донесся сдавленный крик Языгу — на его руку тоже нанесли знак.

— Иди, — приказал мне верный тэнгэров шаман.

Я поднялся. Мне подвели коня. Факелы мелькали вокруг, мне заглядывали в лицо. Впереди был черный тоннель. Не помню, как я прошел через него. Кажется, путь был недолгим. Сзади я слышал цоканье копыт, фырканье коня Языгу — мой товарищ ехал следом за мной.

Выехав из тоннеля, мы спешились, обнялись и засыпали друг друга вопросами. Я рассказал о том, что было со мной, а Языгу, возбужденный, радостный, поведал о своем.