Почти луна - Элис Сиболд Страница 22

Мне было восемь, когда с отцом произошел в мастерской несчастный случай и «скорая» умчала его в больницу. Он не возвращался домой три месяца, и мне не позволяли увидеть его. Мать сказала, что его не будет ровно девяносто дней, что он отправился навестить друзей и семью в Огайо. Когда я спросила, кого именно и почему мы не могли поехать вместе с ним, она зашикала. Визиты мистера Форреста стали более частыми, а Доннелсоны и Левертоны приносили нам мясные хлебцы и запеканки, которые я находила на крыльце, возвращаясь из школы.

Я входила и садилась в столовой готовить уроки. Поворачивала регулятор яркости люстры ровно настолько, чтобы дом не погружался во мрак с наступлением темноты. Мать спускалась из спальни вечером, и мы вместе стряпали ужин. После недельного отсутствия отца я решила беречь запеканки. Вместо них мы ели крекеры «Риц» с арахисовым маслом, готовые ужины «Суонсон» и в невероятных количествах мои любимые тосты с корицей. На матери была ночная рубашка, в которой она спала, — белая и просвечивающая, а я оставалась в школьной одежде.

«Еще восемьдесят два дня», — говорила она.

Или: «Всего семьдесят три».

Это стало нашим кратким приветствием. «Шестьдесят четыре». «Пятьдесят семь». «Двадцать пять».

В эти девяносто дней неважно было, когда я приходила домой. Я останавливалась перед домом мистера Форреста по пути от автобусной остановки и стучала в окно, чтобы разбудить его спящего пса. Тош, спаниель короля Карла («Самая лучшая порода!» — говорил мистер Форрест), подходил ко мне и печально трогал лапой стекло.

Если я замечала на нашем пороге запеканку, то спешила на кухню и заворачивала ее в фольгу, чтобы спрятать в холодильнике в подвале. Я боялась, что отец никогда не вернется и поиски еды станут моей обязанностью.

Когда однажды я попыталась объяснить, что не так с моей матерью, то потерпела поражение.

— Она ничего не делает, — сказала я.

— Возможно, тебе только кажется, Хелен, — ответила мисс Тафт, моя учительница во втором классе.

Наш класс был для нее первым.

— Она не водит машину, — снова попыталась я.

— Не все водят.

— Отец водит. Мистер Форрест водит.

— Уже двое.

Она подняла два пальца и улыбнулась мне, словно любую задачу можно решить в целых числах.

— Раньше она ходила гулять, — продолжала я, — но больше не ходит.

— Воспитание ребенка отнимает все силы, — объяснила мисс Тафт.

Я смотрела мимо нее на карту мира, которая висела над классной доской. Я знала, когда замолчать. Проблема моей матери — моя вина.

Через девяносто дней после отъезда отец вернулся. Мать надела костюм, который я никогда раньше не видела, старательно расчесала и уложила волосы. Я впервые поняла, что под ее полупрозрачными ночными рубашками скрывается потеря веса. Вспомнила, что ни разу не видела, чтобы она съела больше одного-двух крекеров «Риц», щедро намазанных арахисовым маслом «Скиппи». И о припрятанных запеканках она ни разу ничего не сказала.

Отец вошел в дверь и робко улыбнулся мне. В его шляпу было воткнуто хрустящее новое перо. Он тоже похудел. Я подбежала обнять его — что не было у нас заведено, — а он протянул большой пластиковый пакет, против воли загородив мне путь.

— Это тебе.

И повернулся обнять мать. Я видела ее лицо, когда она шагала к нему. Слезы уже проложили под глазами чернильные дорожки туши для ресниц.

— Мне очень жаль, Клер, — произнес он. — Я вернулся заботиться о вас обеих. Я снова сильный.

Он молча поднял ее, легко баюкая на руках, притянул к себе. Мысленно в тот день я приравняла его «Я снова сильный» лишь к этому — физической способности поднимать большой вес. В моем пакете оказалась пластиковая голубовато-зеленая посуда. Кувшин, поднос и странная тарелка в форме фасолины — позднее я узнала, что то был его поддон для рвоты.