Дети декабря - Платон Беседин Страница 21

Устраиваюсь на парапете в одном из двориков. Не таком милом, как на Институтской, но каштаны здесь есть и скамейка тоже, а рядом, бонусом – сугроб относительно чистого снега. Бутылку «Первака» – в него, соленья, колбасу, хлеб – на скамейку. Эту методику пития я разработал на старших курсах, когда после утомительных шатаний, отколовшись от пивных компаний, в одиночестве я начал экспериментировать с алкоголем, тратя президентскую стипендию и деньги от заводских подработок на элитный алкоголь: ром, виски, джин, текилу, абсент. Очень скоро мне начало казаться, что «элитный» – лишь маркетинговая приставка, а на деле я пью самогон или водку, испорченную сахаром, травяными и пряными добавками.

Тогда же, после студенческого КВН, я познакомился с Никой. Приятель с лицом сухим, как пятка, бросил:

– О, Вад, слабо тебе вот с той девчонкой?

– Нет, – автоматически ответил я и после этого уже не мог отказаться.

Подходя к Нике, излишне бодро, так мне потом казалось, я расстегнул вельветовый пиджак, открывая надпись на футболке: «Sex instructor. 100 % satisfaction».

– Привет! Ты очень симпатичная. Я режиссёр клипов. Хорошо бы тебя снять.

– Снять? – улыбнулась она, рассматривая надпись на моей футболке.

– Ага, – я старался держаться небрежно, но волновался.

– И что это за ролики?

– Тебе надо их видеть!

Мы обменялись телефонами. А через три дня, отмеренных пикаперским кодексом между знакомством и первым телефонным звонком, собираясь набрать Нику, я обнаружил, что в номере не хватает одной цифры.

Но вскоре она позвонила сама. Голос у неё был низкий, томный, не такой, как в жизни.

– Ты правда снимаешь клипы?

– Да, конечно.

– Я участвую в одном конкурсе, мне нужно снять видео…

Ника хотела заплатить. А я хотел отказаться, потому что, несмотря на техническое образование, даже фотоаппаратом пользоваться не умел. Но в результате уговорил помочь знакомого, свадебного оператора, рассчитывая, что Ника отблагодарит натурой.

Она участвовала в конкурсе «Мисс студентка Крыма» и хотела снять что-нибудь весёлое, в духе КВН. Но я не согласился. И мы сделали очередной ремейк на любимые Джоуи и Чендлером^[12] кадры из «Спасателей Малибу».

Моя лень окупилась: сними мы что-нибудь забавное, и это смотрелось бы глупо на фоне псевдоэротической дряни, которую продемонстрировали остальные конкурсантки. А так Ника, похожая на певицу Шакиру, но с большей грудью и меньшей задницей, вошла в пятёрку лучших.

Но в сексе она бы не попала и в третью десятку. Никаких отступлений от ГОСТа, миссионеры могли бы гордиться ей.

И я охладел. Простуженная ртуть в градуснике страсти упала ниже нуля. На звонки Ники я отвечал изредка, встречался с ней через раз. И за её деньги ходил в кино и театр, караоке и боулинг – в общем, симпатично проводил время.

Сначала подобное меня отвращало, но после я втянулся и захотел видеть Нику чаще. Начал звонить сам, приглашал встретиться, смирился с её пуританской позицией – стал ею, стал для неё, и тогда она заскучала, так быстро, что я не успел ничего изменить.

– Извини, я не могу сегодня…

Потому что…

…мне надо заниматься;

…плохо себя чувствую;

…надо помочь маме;

…день рождения у отца;

…собака заболела.

Отговорки становились всё страннее, а я лишь распалялся от этого нескрываемого игнора: писал, звонил, приходил – делал то, что делают влюблённые, а с красивыми девушками это сродни прыжку с камнем на шее, как написали бы романисты позапрошлого века, в дьявольский омут.

Я понял это, оставшись один. Понял так же чётко, как то, что девушки лучше у меня не будет.

Успокаиваясь, я гулял по городской набережной в надежде, что море заберёт воспоминания о Нике, а значит, и досаду, тоску, грусть, разочарование. Заберёт возможность того, каким я мог бы стать с ней, но уже никогда не стану. И надо банально оставаться собой.

Бабушка рассказывала мне, что в молодости к ней сватался один человек. Она должна была ехать к нему, но у телеги сломалось колесо; его можно было бы исправить, но бабушка, увидев в этом дурной знак, осталась дома. Когда жених сам прибыл, она вновь вспомнила о сломанном колесе как о дурном знаке и отказала. А через год вышла замуж за моего деда.

– Сейчас, перед смертью, когда вся жизнь перед глазами, я думаю, как было бы, если бы я не отказала тому, первому? – лёжа на тахте, вспоминала бабушка. – Кем бы я стала?

Тогда, размышляя об этом, я забрёл на Центральный городской холм и на улице Советской изумлялся, почему за двадцать с лишним лет севастопольской жизни никогда не был здесь, но зато сотни раз топтал набережную, площадь Нахимова и Комсомольский сквер. Советская очаровывала: её тенистые улочки, двухэтажные здания, лестницы из дворика во дворик, разросшиеся деревья шелковицы, чьи корни осьминогами прорывали асфальт. Тишина, благодать. А внизу – суета, люди, транспорт.

Так я вышел на площадь, где в девяностые собирались моделисты и был «блошиный рынок». В центре стоял памятник Кириллу и Мефодию, а за ним высился рафинадный храм с дорическими колоннами. Встретив подобное в Севастополе, разрушенном войнами и отстроенном заново в стиле классической советской архитектуры пятидесятых годов, я почувствовал себя Индианой Джонсом, нашедшим Храм Судьбы.

Здание и правда оказалось храмом – православным собором Петра и Павла, построенным по образцу Храма Тесея в Афинах, и рядом с ним мои чувства, эмоции, мысли вновь слились воедино. Больше не было разочарований, гнева, обид, претензий – точнее, всё это присутствовало, но в другом мне, в том, за которым можно было наблюдать со стороны, отсекая лишнее, наносное.

И сейчас, на Институтской, это чувство повторяется вновь. Я наблюдаю за человеком, который должен быть мной.

Отламывает колбасу, хлеб. Рвёт упаковку с грибами. Достаёт из пакета квашеные помидоры. Свинчивает крышку «Первака». Цедит в стаканчик. Выпивает, закусывает сначала помидором, затем колбасой и хлебом, а сверху чёрным грибом. И так – десяток раз, в строго установленном порядке.

Допивает, хмелеет, сметает мусор в пакет, выкидывает в урну. Поднявшись, выходит из дворика на улицу. Улыбается, не замечая прохожих. Ему кажется, что он в мире, и мир в нём. Ему кажется, что его визит сюда, на улицу, бывшую другом, стал правильным, важным решением. И ему хорошо. Пускай на время, но ему хорошо.

10

В Мариинском парке людей стало больше. Со стороны Банковой движется колонна школьников, натянувших поверх зимней одежды белые футболки. В руках у школьников таблички «Здесь тоже говорят по-русски», «Давай к нам, у нас хорошо», «Мы друзья». Колонна идёт к поредевшему митингу Партии регионов. Его участники разбрелись по палаткам, расселись на паллетах, скамейках, постелив вместо скатертей бело-синие флаги.