Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия - Пьер Бетанкур Страница 21

Вскоре желтомазые негропуты, измученные переходом через пустыню Оби, ибо форсированный марш под изнуряющим зноем не проходит даром, гнутся под напором чунчских эскадронов. Разбегаются в полной панике.

Воины-чунчи, щедро одаренные от природы вязким черепом в форме присоски, очертя голову бросаются на желтомазых негропутов, словно к шапочному разбору, оттаскивают одного за другим в тыл. Почва сплошь изрыта, балки да ляды, в них пропадают остатки нападавших, схваченные цепкими руками шустрящих на подхвате по своим подземным ходам чунчских женщин. Через несколько часов поле битвы чисто как стеклышко.

Тогда верхом на королевской пуме, в окружении своих черных копейщиков, под штандартом с черепом негропута, к дюне величественно выступает король чунчей. Дабы взять в плен Царицу. И тут внезапно, как одна, вниз устремляются пятьдесят тысяч вымазанных медом с головы до ног матерей, они окружают короля чунчей, клеятся к нему, душат в своих объятиях. Король мертв. Его последнее дыхание разносится по рядам чунчей как веяние поражения, и те бросают поле битвы, стремглав улепетывают к укреплениям столицы. Тогда как победоносные матери поднимаются обратно на дюну в сопровождении королевской пумы, которая преданно лижет их чресла и ниже.

«Вот и кошка для моих мышек», — говорит Царица и возвращается в Топрабан, любезный свой город, под возгласы распалившейся черни.

Царица желтомазых негропутов возвращается после Великой войны с чунчами с победой, но слегка усталая. Ей надуло в глаза. И те пухнут. Кругом все мельчает, она уже не различает мать с двух метров.

Тогда из варварских заморских стран зовут неверных окулистов, чтобы изготовить ей очки.

Страна в бешеном темпе индустриализируется. Сооружают печи, обжигают песок, стеклянная масса ручьем течет в формы. Налаживаются литейные цеха, устанавливаются домны, с копром, чтобы чеканить оправу. Царские очки наконец готовы. Идут испытания.

Теперь Царица видит. Видит желтомазых негропутов, видит чуть не с себя ростом. Ее охватывает страх, она топчет очки, пускает всех окулистов под копер. И зрение ее серьезно ухудшается, уже не отличить мать от желтомазого негропута.

Желтомазые негропуты в прекрасном расположении духа обмозговывают перспективу царицыной слепоты. Устав брюхатить Царицу, пересекать пустыню Оби, чтобы попасться зыбучим чунчам; наконец-то у них будет время передохнуть, съездить в Мучачен туристами. Удачно пристроились и втихую отъехавшие матери.

Но тщетно Царица истово пичкает свою любовную долину, она не ощущает больше того жизненного потока, что еще недавно щекотал ее и истекал этаким родником. «Желтомазые мои негропуты, — думает она про себя, — что же сталось с вашей пикантностью?»

Пусть же введут ее любимого муравьеда.

В Мучачене дым коромыслом. Чунчи только что провозгласили республику. И принимают желтомазых негропутов как братьев.

К тому же у их Царицы, слепой, предоставленной матерям, больше не будет детей, армии, она больше не осмелится объявить войну. Они отхватили львиную долю пустыни Оби.

Ублажая гостей, чунчи открывают им свои дома, своих жен, свои питомники. Постепенно желтомазые негропуты обосновываются в Мучачене, приобретают недвижимость и обеспечивают столице чунчей удивительный экономический подъем.

И тут один из них вдруг вспоминает. Скоро лунный месяц обезьяны, который каждые двадцать лет возвещает у них на родине День Царицы. Их охватывает тоска по Родине: сначала по одному, потом маленькими компаниями, потом массово желтомазые негропуты пересекают в обратном направлении пустыню Оби под раскаленным солнцем, сорок раз по дню. Выжившие видят наконец сквозь заревое марево, как дыбятся на горизонте высокие окружные стены царского дворца, изрытые дырами, из которых вылетают тучи пчел. Топрабан, их столица, обожаемый город. Они встают на колени и целуют почву пустыни.

В Топрабане, пока их не было, события во многом вышли из колеи. Заточенная матерями во дворце, Царица валяется в лежку у себя на постели из перьев струфокамила. Слепая, глухая как тетеря, она делает вид, что выслушивает донесения своих премьер-министров — все до одного матери, — и для очистки совести большую часть времени заставляет читать себе через громкоговоритель Коран.

Матери правят бал, не допускают возражений, их слово закон. И какой закон! Они разделились на два четко очерченных класса: тех, кто носит красный тюрбан и имеет чин желтомазого негропута, и тех, кто продолжает ходить на четвереньках под леопардовой шкурой, чей хвост болтается между слишком розовых ягодиц, эти, как встарь, используются для низкой работы. Город превратился в хорошо организованный муравейник, где процветает торговля. Со всех концов прибывают караваны, чтобы купить мед, крутые яйца сетчатого питона и еще плодовитых матерей. Все же производство не выдерживает темпа, с трудом следует за ритмом спроса. Налицо опасность перегрева. В воздухе носится явное беспокойство.

Безразличные и высокомерные, дамы высшего сословия оставили за собой использование человекообразных аркансасов, каковые безнаказанно их брюхатят, множа бастардами ряды вооруженных формирований. Желтомазые негропуты с горечью видят плоды своего почти двадцатилетнего отсутствия. Необходимо экстренно перевести стрелку. Необходим государственный переворот.

Переодевшись матерями второй категории, желтомазые негропуты остаются под своими леопардовыми шкурами незамеченными. Ведут разведку, собирают сведения. Вскоре после их отбытия Царица родила дочку. Весьма проницательную девушку, которая ни за что от своих не откажется. Нужно отмотать все вспять, посадить девицу на трон и восстановить под ее эгидой их господство.

Они ищут, они проверяют, они взвешивают. В один прекрасный день кто-то наталкивается на пустоту под огромной кучей городского мусора. Это слепок Царицы, послуживший им на последнем Дне Царицы, — они всегда снимают с него копию. Под покровом ночи его высвобождают, его открывают: спящая и словно отсутствующая, но все еще дышащая благодаря своему незначительному объему, там покоится дочь Царицы. Они свершат свою месть.

Желтомазые нетропуты потирают руки.

Не теряя ни минуты, на заре, вспыхивает восстание. Матерям, не успевшим выпутаться из липучих объятий обезьян аркансасов, прямо в постели наравне с их любовниками перерезают глотки. Желтомазые негропуты берут приступом царский дворец, освобождают Царицу. С большой помпой препровождают ее к слепку, слишком просторному для ее старого, съежившегося тела. Силой укладывают ее туда, так что хрустят суставы, завинчивают крышку. И церемониал продолжается. Саркофаг, влекомый шестью парами белых слонов до самой пусковой установки, еще раз скользит по полозьям.

На престол взошла новая Царица. Жизнь вновь вошла в свою колею. Опять потянулись из языческих краев эшелоны свежих матерей. И, под присмотром бакланов, вновь пересекают пустыню Оби эшелоны куда, менее свежих матерей, сорок раз по дню, чтобы добраться до столицы дружественной страны, столицы родственной страны, удачно названной, прославленной, не знающей под луною соперников, до Мучачена, столицы человекообразных обезьян аркансасов, называемой также шутки ради столицей чунчей.