Духов день - Андреас Майер Страница 21

Турчанка очень смутилась, но тотчас же проявила вежливость и произнесла какую-то турецкую фразу. Фраза была очень короткой. Он: и что это значит? Турчанка ухмыльнулась. Она этого сказать не может. Он: это почему же? Вот теперь он непременно хочет знать, что это значило. Гюнес, улыбаясь и заметно волнуясь, не глядя на говорившего, а уперев взгляд в край стола, перевела фразу. У веттераусца из Зернового переулка настроение от этого разговора и упражнений в переводе с каждой минутой портилось все больше и больше, наконец он сказал, все это идиотизм, дальше уже ехать некуда. Турки, немцы, что это за тема такая? Они в самом деле оставят у гостьи плохое впечатление о себе. Девушка по имени Гюнес тут же поглядела на него презрительно и с ненавистью. Впечатление, вот как, сказала она, значит, они должны произвести на нее впечатление. А тот другой опять сказал, пусть она лучше еще что-нибудь по-турецки скажет, это так прекрасно звучит. Гюнес тут же улыбнулась и снова повернулась к пьяному говорящему, пытавшемуся ухаживать за ней. Складывалось такое впечатление, что и она по какой-то непонятной причине тоже пытается весьма демонстративно флиртовать с пьяным ухажером. Ну ладно, сказал веттераусец из Зернового переулка, с меня хватит. Он думает, сказал он Кате, будет лучше, если он проводит ее домой. С этими здесь, как он поглядит, в данный момент вообще ни о чем путном нельзя говорить. И когда оба уже собрались встать, турчанка вдруг очень вежливо и приветливо сказала Кате Мор, нет, останьтесь еще, ну пожалуйста. Во всем этом ничего такого не было, ну правда. Катю это опять сильно озадачило, и она вопросительно посмотрела на турчанку. Послушай, сказала она девушке, ей очень жаль, но, если говорить честно, она вообще уже ничего не понимает в том, что здесь происходит. Пусть она на нее не сердится, но ее это, собственно, и не интересует. Она лучше пойдет, может, тогда они все здесь успокоятся. Тот другой тем временем, не теряя ни минуты, без конца болтал с турчанкой и все просил ее сказать еще что-нибудь по-турецки, какую-нибудь фразу, при этом он смачно хлопнул своего соседа по ляжке и восторженно произнес: это звучит так эротично, нет, в самом деле, такая эротика, а как она при этом краснеет. Но турецкая девушка Гюнес уже вовсе не прислушивалась к этому разговору, и тут неожиданно случилось нечто еще более странное. Она ни с того ни с сего накинулась вдруг на веттераусца из Зернового переулка и начала с ненавистью кричать на него. Несколько раз было произнесено имя Ута, причем она, Катя, вообще не знала, о какой такой Уте идет речь, ведь за столом других девушек не было. Этот спор так и остался для нее полной загадкой. Турчанка заняла явно враждебную позицию и обрушила на голову веттераусца полные гнева турецкие слова — само собой разумеется, никто их не понимал. При этом она окидывала его сверху донизу презрительными взглядами и энергично жестикулировала. Новоявленный ухажер с восторгом хлопал в ладоши и громко ликовал. Веттераусец из Зернового переулка, напротив, сощурился, посмотрел на турчанку и не сказал ни слова. Катя Мор поднялась и решительно сказала, она лучше пойдет одна. Не надо ее провожать. Веттераусец поднял кверху руки в знак послушания и только пожал еще плечами. В тот же миг Катин след простыл. Она прямым ходом направилась в «Липу» и опять вдруг отчетливо и ясно подумала о Бенно. Бенно, говорят все, понять нельзя. Вот она всегда его понимает. Зато всех остальных она понимает все меньше и меньше. Вот этих веттераусцев, например, она вообще отказывается понимать. Турчанка, правда, произвела на нее приятное впечатление, хотя она и не может объяснить чем. И с чего это она вдруг так агрессивно накинулась на веттераусца из Зернового переулка? Но Катя вскоре отбросила эти посторонние мысли, и чем ближе подходила к «Липе», тем отчетливее видела перед глазами Бенно, словно он сейчас выйдет и встретит ее. Такое ясное видение сильно смутило ее, поскольку ему не было никакого объяснения, возможно, сказала она себе, я тоже уже стала истеричной… Перепалка за столом на площади продолжалась еще какое-то время, причем Визнер все больше впадал в роль невинно пострадавшего, которому беспричинно бросают в лицо упреки. Он даже не понимает, какое ее, Гюнес, дело до Уты. Все это как-то представлено в ложном свете, он, впрочем, давно уже не имеет ничего общего с Утой, а по поводу этой девушки и в самом деле нет никаких оснований волноваться, он даже не знаком с ней и не знает, кто она такая и откуда приехала, она сама заговорила с ним там на площади, где пиво разливают, когда он нес порцию соленой редьки, до этого он никогда ее не видел. И, кроме того, ему очень хотелось бы знать, по какому такому праву она, Гюнес, требует от него отчета в личных делах. Он случайно подошел сюда с девушкой, которую впервые увидел буквально за две минуты до того, а она устраняет ему тут сцену, вызванную ее необоснованной ревностью. Что ты тут всем доказываешь, Ута приходила к тебе только вчера, вмешался тот, кто был сильно пьян, с дьявольской интонацией и визгливыми нотками в голосе. Визнер: пусть он оставит Уту в покое, до этого никому нет дела. И никого не касается, что происходит между ним и Утой. Да, она была у него вчера, ну и что, о чем это говорит? Что все это значит, хотел бы он поточнее знать, напустился он на того, кто был сильно пьян. Что это доказывает, если Ута заходила к нему вчера?

Говоривший поднял в защиту руки. Ну ладно, ладно, сдаюсь, я не хотел сказать ничего такого, он что, уже и шуток не понимает? Визнер снова сел. Что же ему, запрещать, что ли, Уте навещать его? Ута к нему привязалась. Они и сами знают, как это трудно — положить конец всем отношениям. Он знает Уту уже много лет, боже мой, с женщинами всегда так. Тот, кто был пьян, громко рассмеялся и сказал, здесь каждому известно, зачем Ута приходила к нему вчера. Она явилась к нему, потому что незадолго до этого он намеревался подраться с Кёбингером, из ревности, что тот увез Уту на своем мотоцикле. На своей «хонде». Гюнес, ничего не понимая, беспомощно смотрела то на одного, то на другого. Кто такой Кёбингер, спросила она. Визнер: вот пусть он тебе все и расскажет! Ну давай, попроси, чтобы он тебе рассказал! Только выслушай уж все до конца и постарайся в это поверить! Тут каждый рассказывает, что ему вздумается. Он пришел сюда, чтобы выпить пива, а они тут устроили над ним судилище, полный мрак, его уже тошнит от всего. Он больше не хочет здесь оставаться. Повернувшись к Гюнес, он сказал, а тебя я вообще не понимаю. Она тоже, сказала она, теперь она уже совсем его не понимает. Ну, вот и отлично, сказал он и тут же ушел. Покинув площадь, он посмотрел на часы и отправился в «Липу», потому что в него вдруг неожиданно вселилась мысль, что он должен найти южака. Собственно, он даже вспомнил сейчас, что тот еще в Нижнем Церковном переулке сказал, что пойдет в «Липу» и будет его там ждать. Да, так оно и было, на южака вдруг внезапно что-то нашло, и он в эйфории воскликнул, что пойдет в «Липу» и будет там его ждать. Ах, какая досада, подумал по дороге Визнер, какая глупая встреча произошла у него с этой девушкой на площади. Этого следовало ожидать. Ну а как он мог поступить по-другому? По сути, эта Катя предоставила ему две чудесные возможности так ненавязчиво, как только можно желать, вступить с ней в разговор. Сначала в Зерновом переулке, где любой тут же подошел бы к ней, ну как же можно оставить плачущую девушку одну, так порядочные молодые люди не поступают, и потому ситуация для желанной встречи была идеальной. А потом она сама захотела, чтобы он взял ее с собой за их стол, что же ему, по-вашему, надо было сказать «нет»? Это, конечно, бросило бы на него в корне ложный свет, но, что бы там ни было, следует всегда казаться максимально естественным и никогда не показывать, даже частично, что ты питаешь определенные намерения. А он их питает. Да-да, он это ясно осознает, он питает намерения. И что дальше? Что это значит? А почему бы ему не питать намерений? Так любой делает. Только никто не признается в этом. А вот он, Визнер, признался. Нет, Визнер, пет, сказал он себе, и настроение его опять переменилось. Как это все противно, о чем ты думаешь. И что это за намерения такие? Я вообще не питаю никаких намерений. Я, между прочим, и с девушкой-то встретился совершенно случайно в этом Зерновом переулке. Да там любой бы с ней заговорил. Визнера охватили вдруг сплошь романтические, невольно навеянные поэтическим воображением мысли, которые трудно было выразить словами, и, полный восторга, он принялся глазеть на звездное небо. Блуждая в мечтательном настроении по переулкам, он вдруг столкнулся с южаком. Визнер посмотрел на него отсутствующим взглядом. Еще чуть-чуть, и он сбил бы его с ног на углу переулка. Черт побери, откуда он здесь взялся, задал он себе вопрос, издав одновременно от неожиданности возглас удивления. Ну, спросил южак-гессенец, встретил ты свою девушку? Визнер, нервно: какую еще девушку? Южак: ту, которую ты ждал в Нижнем Церковном переулке под окнами покойного. Может, речь идет о родственнице Адомайта? Визнер сказал, насколько он припоминает, южак действительно говорил там что-то о какой-то девушке, да-да. Но потом он так внезапно и как-то очень странно сменил тему разговора, что он даже не сумел ему возразить, потому что он, конечно, никакой девушки не ждал, это не в его стиле — околачиваться в переулке и ждать таким образом девушку, он не из таких. Он просто размышлял, потому и бродил по переулкам, а почему он оказался именно в Нижнем Церковном переулке, так это чистая случайность. А вот что ему действительно кажется странным, так это то, что они оба без конца встречаются друг с другом. Если попытаться объяснить это только одной случайностью, то как бы понятие случай не подверглось слишком большой нагрузке. Южно-гессенец: предположительно они постоянно встречаются оттого, что у них одни и те же пути и цели. Визнер в задумчивости поглядел на южака. Что он теперь имеет в виду с одними и теми же путями и целями? Говорит ли он это просто так, или у него на примете что-то конкретное? Может, он в конце концов встретил девушку и теперь тоже бегает за ней все это время? Да нет, Визнер, ты что, ты же не бегаешь за девушкой, ты просто встретил ее случайно. Да, вот именно, девушку он встретил случайно, но только не южака. А самое идиотское во всем этом, что я даже не могу его ни о чем спросить, этого проклятого гессенца, потому что как только я спрошу его про ту самую девушку, то, возможно, обращу тем самым его внимание на нее. И тогда он будет знать, что я питаю намерения относительно той девушки, и может при случайной встрече с ней выдать ей мои намерения, а тогда уж о естественности придется забыть. Проклятие! И почему этот тип заговорил о путях и целях? И о том, что они у них одни и те же?