Сто тайных чувств - Эми Тан Страница 21

После того как Лао Лу рассказал мне об этом, я думала об этом запахе всякий раз, когда развешивала мокрое белье, когда шла в сад, чтобы закопать яйца. Я вдыхала запах камфары, кассии, сухих листьев, цветущих кустов. Но в тот жаркий день, о котором пойдет речь, я почувствовала Призрак Купца, точнее, запах его страха перед смертью — острый запах чеснока, чили и уксуса. В тот месяц появлялись цикады, и повсюду были слышны призывные крики самцов, старающихся перекричать друг друга. Я не спускала взгляда с ворот на случай, если Призрак Купца явится туда искать свои ступни. Я услышала шорох сухих листьев, треск сучьев, и вдруг стая черных дроздов вылетела из кустов и рассыпалась в небе. Цикады разом затихли. Я задрожала от страха и повернулась, чтобы убежать, но тут Призрак Девушки-Разбойницы заговорил во мне: «Что, испугалась? Как могла ты испугаться безногого купца Пунти? Войди в сад и найди его». Я все еще была напугана, но теперь мне стало стыдно за собственный страх. Я подошла к воротам и заглянула внутрь. Когда цикады снова застрекотали, я вбежала в сад. Сухие листья хрустели под моими ногами. Я влетела на каменный мостик над пересохшим прудом, потом — по холмам, вверх и вниз. Когда стрекот цикад перерос в щелчки, я остановилась, ожидая, что они скоро выдохнутся и замолкнут. Так, следуя этим звукам, я бежала и останавливалась, пока не достигла подножия холма. Я обогнула холм и, когда щелканье прекратилось, увидела человека. Он сидел на каменной скамье и ел крошечный банан. Я никогда не слышала о том, чтобы призрак ел банан. С тех пор, конечно, другие призраки рассказывали мне, что иногда они делают вид, что едят бананы, но не с такими отвратительными черными пятнами, какие были на банане у этого человека.

Увидев меня, он вскочил. У него было необычное, тонкое лицо — ни китайское, ни чужеземное, и одет он был как джентльмен. Мне показалось, что когда-то я уже видела этого человека. Потом я услышала звуки, доносившиеся с другой стороны, из-за холма — бурный поток воды, разбивающийся о камни, человеческий вздох, хруст сухих листьев. Сверкнул серебряный наконечник трости, и передо мной предстал мужчина со впалыми щеками, застегивающий пуговицы на брюках. Это был не кто иной, как Генерал Кейп, а его элегантный спутник с бананом — Человек-из-двух-половинок, Йибан.

О! Передо мной стоял тот, о чьем возвращении я молилась. Потом, правда, я молилась о том, чтобы он не возвращался. Наверное, этих молитв было недостаточно.

Кейп что-то сказал Йибану, а Йибан обратился ко мне: «Маленькая мисс, это известный генерал янки. Не в этом ли доме живут Почитатели Иисуса?»

Я промолчала. Я помнила слова человека, вернувшегося на Чертополоховую гору: «Генерал Кейп предал народ Хакка». Я заметила, что Кейп внимательно разглядывает мои туфли. Он снова что-то сказал, а Йибан перевел: «Леди, подарившая тебе эти кожаные туфли, большой друг генерала. Она мечтает его увидеть».

Итак, мои ноги в кожаных туфлях привели этих мужчин к мисс Баннер. Йибан был прав. Она мечтала увидеть Генерала Кейпа. Она крепко обняла его, а он поднял ее в воздух. Они обнимались прямо перед Пастором Аминь и миссис Аминь, которые, хотя и были супругами, никогда не прикасались друг к другу, даже наедине, в своей собственной комнате — по крайней мере, так мне рассказывал Лао Лу. Поздно ночью, думая, что все уже спят, мисс Баннер отворила дверь, и Генерал Кейп быстро проскользнул в ее комнату. Все слышали это: в доме не было окон, только деревянные перекрытия.

Я знала, что мисс Баннер позовет генерала к себе в комнату. Тем вечером я рассказала ей, что Кейп предал народ Хакка, что ее он тоже предаст. Она разозлилась на меня, будто я своими словами навлекала на нее проклятие, она сказала, что генерал — герой, что он оставил ее в Гуанчжоу, чтобы помочь Почитателям Господним. Тогда я передала ей слова человека, вернувшегося на Чертополоховую гору: что Генерал Кейп женился на дочери китайского банкира из-за золота. Она сказала, что мое сердце — это кусок протухшего мяса, а мои слова — черви, питающиеся сплетнями, и, если я верю во все эти гадости о Генерале Кейпе, мы больше не можем оставаться верными друзьями. Я ответила: «Если уж поверил во что-то, нельзя вдруг перестать верить. Если считаешь себя надежным другом, как можно вдруг перестать быть им?» Она ничего не ответила.

Ночью я услышала звуки музыкальной шкатулки, той самой, которую ей подарил отец, когда она была маленькой девочкой. Я слушала музыку, из-за которой плакала миссис Аминь, а теперь под эту музыку мужчина целовал женщину. Я слышала вздохи мисс Баннер, ее бесконечные вздохи. Ее счастье было так велико, что оно переливалось через край и, просачиваясь ко мне в комнату, оборачивалось слезами печали.

…Я снова начала стирать в доме Кван. Раньше это входило в обязанности Саймона — одна из немногих прелестей совместного проживания. Ему нравилось наводить порядок в доме, стелить свежие простыни, тщательно разглаживая их на постели. Когда он ушел, мне пришлось самой стирать свою одежду. Вообще-то в подвале нашего дома есть прачечная, но запах плесени и рассеянный свет угнетают меня. Вся эта атмосфера действует мне на нервы.

Я всегда жду, пока у меня закончится чистое нижнее белье, потом набиваю им три полных сумки, забрасываю их в машину и еду в сторону Бальбоа-стрит. И даже сейчас, запихивая одежду в сушилку Кван, вспоминаю о той истории, которую она рассказала мне, когда я была полна самых радужных надежд. Когда она дошла до той части, где говорится о превращении радости в печаль, я сказала:

— Кван, я не хочу больше об этом слышать.

— А? Почему?

— Это выбивает меня из колеи. Просто хочу побыть в хорошем настроении.

— Может, я сказать тебе больше, ты не выбить из колеи. Ты видишь ошибка мисс Баннер…

— Кван, я не хочу больше слышать о мисс Баннер. Никогда.

…Какая власть! Какое облегчение! Какой сильной сделал меня Саймон! Отныне я могу противостоять Кван. Отныне я сама могу решать, кого мне слушать и зачем. Мне нужен такой человек, как Саймон: рассудительный, приземленный, нормальный. Я и помыслить не могла, что он тоже наполнит мою жизнь призраками.