Анна и черный рыцарь - Финн Страница 21

— Хе! Хе! Хе! — зафыркал он. — Уж не наша ли это милочка? Присядь-ка рядышком со мной, маленькая, да погрейся у нашего огонька. Привет тебе, маленькая мисс э-э-э… э-э-э…

— Это Анна, — заявила Анна.

— Анна… конечно. Маленькая мисс Анна. Юная леди, у которой имя читается в одну сторону так же, как и в другую. Как я мог забыть? Ты уже нашла все ответы на свои вопросы?

— Нет, — отвечала Анна, — еще нет. Некоторые нашла, но не то чтобы много.

— Ты не должна по этому поводу беспокоиться. Никто из нас не находит всех ответов. А некоторые даже ни одного.

Анна внимательно посмотрела на Старого Вуди и сказала:

— Мистер, а можно я тебя спрошу?

— Разумеется, моя дорогая. Валяй спрашивай.

Она немного погрела руки у огня и сказала:

— Мистер, а что такое религия? Это имеет отношение к мистеру Богу?

— Ох, это большой, да, очень большой вопрос, и я думаю, никто на самом деле не знает на него ответа.

— Но это действительно имеет отношение к мистеру Богу?

— Ты только послушай ее! — фыркнул Каторжник Билл из Австралии. — У тебя ум за разум зайдет. Передай лучше бутылку!

— Нет, — сказал рассудительно Старый Вуди, — мне не кажется, что религия имеет такое уж отношение к мистеру Богу. Это все про что-то совсем другое.

— Про что?

— Это что-то вроде забить стрелку, только ее никто из нас не забивал. Кто-то сделал это за нас.

— Да? А куда мы должны пойти?

— Это уже другой вопрос. Я на него ответить не могу. Может быть, сюда, может быть, туда. Только мы, скорее всего, узнаем, уже когда доберемся до места.

— А когда мы туда доберемся, мы там увидим мистера Бога?

— Ну, я так думаю, — ответил старый Вуди. — Это ведь он забил стрелку. Такую стрелку… где-то… когда-то… Не знаю, короче, где, да мне и наплевать, только она есть, эта стрелка.

Мне понравилась идея о встрече, назначенной не мной. Кроме того, я знал, что на некоторое время буду избавлен от вопросов. Наверное, она заодно набрала и кучу всякого мусора, но я вовсе не хотел, чтобы она упустила спрятанные в нем перлы. Кто я такой, чтобы стоять у нее на пути? Самые лучшие перлы всегда находят в грязи.

— Маленькая мисс Анна. Ты отыскала ответ на вопрос, что такое поэзия?

— Да, мистер. Финнова мама мне сказала.

— И что же она сказала? Ты со мной поделишься?

— Это как сказать меньше всего самым лучшим способом. Вот что сказала Финнова мама.

— Мне это нравится. Воистину! «Сказать меньше всего самым лучшим способом». Финнова мама, судя по всему, замечательная дама.

— Весьма, — скромно сказала Анна.

— Но кто же такой Финн?

— Вот он, — сказала она, беря меня за руку.

— Он очень счастливый человек.

— Я знаю! — радостно кивнул я.

* * *

Аннино обучение в школе никогда не подчинялось тому спокойному размеренному ритму, который так любят все учителя. Она начала становиться на крыло в этом смысле задолго до того, как мы с ней встретились. Как однажды сказала мне мисс Хейнс, «она всегда получает хорошие отметки, но, кажется, никогда не обращает внимания на то, что я говорю».

Я хотел было сказать мисс Хейнс, что Анна, возможно, обращала даже слишком большое внимание на то, что она говорит, но передумал. Анна уже давным-давно нашла в моем словаре определение слова «школа»: «Место, где обучают молодежь, и место, где объезжают лошадей». Поскольку лошадью она не была и не испытывала ни малейшего желания быть инструктируемой, то не видела никакой необходимости ходить в школу. Своим образованием она занималась сама. В школе ей было скучновато. Насколько ей было известно, мозги — это то, что покупают в лавке у мясника, а потом, должным образом приготовленное, кладут на тосты к чаю. Многие старые леди с нашей улицы совершенно искренне полагали, что чем больше мозгов ты съешь, тем умнее будешь. Поэтому, когда мисс Хейнс настаивала на том, чтобы Анна использовала свои мозги должным образом, для последней это звучало более чем подозрительно. Она считала, что самой важной частью человека было сердце, а вовсе не мозги. Все было на самом деле очень просто. Анна с легкостью допускала, что мозги помогают нам узнавать разные вещи, но и у сердца были свои, не менее важные функции: «Оно помогает понимать вещи, правда, Финн?» Сама тема мозгов причиняла мне бесчисленные неприятности.

— Нет, милая, ты не вырастешь овцой, если будешь есть овечьи мозги, и коровой ты тоже не вырастешь, и свиньей.

— А я стану умнее, если буду есть их мозги?

Об этом я тоже не имел никакого понятия, но Анна всегда отличалась умением представлять информацию в самой простой и доступной форме. Согласно ее теории, глаза, уши и носы, а также другие органы чувств служили для доставки всяких сведений в мозг, а вот сердце было нужно для того, чтобы извлекать их оттуда снова, если вам вдруг захочется на них взглянуть. Бедная, бедная мисс Хейнс! Она совершенно не понимала этих идей и уже на одном этом теряла по меньшей мере пять очков. Впрочем, она и так всегда проигрывала, вот только сама об этом не догадывалась. Не слишком везло и Джону: он тоже постоянно терял очки. Мне было очень лестно узнать, что я проигрываю не так сильно, как Джон или мисс Хейнс. Да, счет был тоже не в мою пользу, но не так сильно, как у них. Чего мисс Хейнс с Джоном не понимали, так это что в голову можно с легкостью запихать все, что угодно; подлинная проблема была в том, как достать его обратно. Мы слишком часто теряем что-то важное, то, что в какой-то момент обязательно понадобится найти, но его и след простыл. Как часто говаривала нам Ма: «Если ты ни разу не остановился в течение дня, то точно не сделал ничего стоящего». И как сказал кто-то еще:

Что эта жизнь, коль средь дневных забот

Нет времени следить багряного листа полет? [14]

Ма никогда не возражала против учения и образования с одной только оговоркой. «Если слишком много учиться, лишишься сердца», — заявляла она, а лишиться сердца для нее было самой большой трагедией на свете. Я мог бы еще многое рассказать о Ма и Анне, но среди их деяний следует упомянуть одну вещь — они никогда не теряли сердца. Средь всех дневных забот они никогда не упускали шанса постоять и поглазеть на полет какого-нибудь листа — в этом-то и была вся штука. А вот я этим умением так до конца и не овладел.

* * *

Прохладный ветер Джонова отношения к миру доставлял мне истинное наслаждение, но я также любил и теплый бриз Анниной сердечной невинности. Судя по всему, единственным способом жить дальше было принять обе стороны своей души и примириться с ними. В конце концов, я был не единственным человеком, который запутался в жизни. Решающим аргументом для Анны оказалось вовсе не дополнительное обучение само по себе, а обещание Джона, что во время долгих летних каникул ее подругам Бомбом и Мэй можно будет иногда приезжать к нему в гости вместе с ней.