Сердце матери - Мари-Лора Пика Страница 21

— Вы полагаете, что моя просьба относительно размещения детей у Пинье имеет шансы на успех?

— Конечно, нужно только заняться этим вопросом. Организация по защите прав матери и ребенка не имела права дать подобный ответ, не посоветовавшись, по крайней мере, с заинтересованными в этом деле людьми. Решение было принято чересчур поспешно.

— Итак, мое дело пересмотрят?

— Его уже пересматривают, и могу вас заверить: оно в хороших руках. Все мы стремимся принять решение, которое будет самым лучшим для ваших детей. Поверьте мне: мы делаем все возможное, чтобы как можно быстрее получить разрешение для Пинье. Это лишь вопрос времени.

— Но у меня его очень мало!

— Не волнуйтесь, мы все сделаем.

— Спасибо, я вам очень признательна.

— Мы хотели бы также по мере возможности облегчить вам жизнь. Мы можем еще чем-нибудь вам помочь?

— Например?

— Например, мы можем частично оплачивать питание ваших сыновей в столовой.

— Спасибо, но я бы предпочла получить дополнительный день в яслях. У меня очень болит спина, и мне все тяжелее заботиться о малышке Марго. Мне было бы гораздо удобнее, если бы я могла оставлять ее в яслях еще на один день в неделю.

— Хорошо, мы посмотрим, что можно сделать.

Вот и все, помимо еще некоторых деталей. Но это и так было много.

Воодушевленные этими словами, мы с Сесилией ушли, полные надежд. Мы прекрасно сознавали, что если бы не радио «Блу», то мое дело никогда бы не оказалось на столе месье Блюманфелда и эта встреча не произошла бы. Тем не менее ничего конкретно решено не было, поэтому следовало продолжать натиск: о том, чтобы усыпить мною бдительность обещаниями, не могло быть и речи. Мой дом посетил Мурад Гишар, журналист газеты «Liberation». Это был приятный человек, к которому я сразу же прониклась симпатией. Его статья была опубликована во вторник, 25 ноября. В тот день мой телефон звонил не переставая: журналисты хотели встретиться со мной, и я никак не могла от них избавиться.

К счастью, рядом постоянно была Сесилия. Узнав, что я скоро умру, она ни на шаг не отходила от меня. Настоящая «липучка»! Она даже уволилась с работы (она ухаживала за пожилыми людьми), чтобы посвятить все свое время мне. Каждое утро, отведя в школу Стивена и Эмми, она заходила к нам и оставалась у меня все утро. В 11.30 она забирала детей, приводила их на обед и снова отводила в школу к 13.30. После обеда она занималась своими делами, а потом забирала детей из школы, по пути прихватывая и моих, и приводила их всех на полдник. По вечерам она часто забирала Матье, который дружил со Стивеном, ночевать к себе. После вмешательства прессы Сесилия стала моим секретарем: отвечала на телефонные звонки и назначала встречи. Сама я не смогла бы со всем этим справиться. Сесилия не только заполняла мой «ежедневник» и назначала многочисленные интервью, но и занялась страховкой и подготовкой к похоронам. Я склоняюсь перед ней в глубоком поклоне: я уверена, что только единицы личных секретарей смогли бы вести дела так, как это делала она.

— Сесилия, напомни, чтобы я написала тебе рекомендательное письмо, перед тем как умру.

Это замечание стало нашей шуткой. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем помочь ей, порекомендовав кому-нибудь. Итак, я повторяю на случай, если кого-то из читателей это заинтересует: Сесилия — великолепный секретарь!

Но сейчас я точно уверена в одном: Сесилии необходимо отвлечься от всего этого. Вот уже несколько месяцев ей некогда вздохнуть, она постоянно занимается всевозможнейшими делами. Следует также отметить, что она всегда весела. Тем не менее меня трудно одурачить: я знаю, что за всем этим скрывается глубокий страх. И когда я умру, Сесилия будет очень страдать.

В тот вторник мы вместе хлопотали на кухне, когда позвонили из мэрии.

— Мадам Мезоннио, это Клод Узе из мэрии Пюизо.

— Здравствуйте. Я надеюсь, вы звоните с хорошими новостями?

— Послушайте, мадам Мезоннио, я попросил бы вас успокоиться в отношении СМИ, поскольку, если вы перегнете палку, мы не сможем вам помочь. До свидания, мадам.

Клац! Он повесил трубку. Мягко говоря, ничего хуже быть не могло. Я оцепенела, хотя и догадывалась о причине его раздражения: с самого утра журналисты, не зная, где меня найти, звонили в мэрию, чтобы уточнить мои координаты. Должно быть, заодно они интересовались, почему мое дело еще не завершилось успехом. Короче говоря, все это, несомненно, наделало много шума. Я первая удивилась масштабам распространения своей истории: я не ожидала, что все зайдет так далеко. В тот день я даже отменила несколько интервью.

Но давление дало свои результаты.

Организация по защите прав матери и ребенка наведалась к Валери. Социальные работники отправились к ней, чтобы взглянуть на дом.

Жиля тоже вызвали, встреча была назначена на понедельник. В пятницу накануне он без предупреждения явился ко мне.

— Привет, Мари-Лора!

— Привет!

— Меня вызывает Организация по защите прав матери и ребенка. Встреча в понедельник.

— И?

— Они хотят знать, что я намереваюсь делать с детьми, действительно ли я согласен на размещение их у приемных родителей.

— И что? Мы уже все обсудили, разве не так?

— Не знаю. Может быть, я сам стану их опекуном.

— Не поняла.

— А почему нет? Это мои дети, в конце концов.

— Что? Теперь ты хочешь получить право опеки над ними?

— В Организации сказали, что помогут мне.

Я даже не заметила, как заговорила пронзительным голосом. Я была в такой ярости, что меня затрясло. Я заорала:

— Что ты о себе возомнил, в конце-то концов? Ты проснулся сегодня утром и подумал: «А что? Я ведь отец семейства!» Вот уже семь месяцев, как мы расстались, Жиль, и за это время ты один-единственный раз видел своих детей! Ты много лет не обращал на них внимания. Ты не менял им подгузники и не давал бутылочку с соской, дочь чуть было не умерла у тебя на глазах, ты не водил их в школу, ты даже не знаешь имен их учителей! И вдруг ты решил, что можешь их вырастить! Да с чего ты это взял?

Видя, в каком я состоянии, Жиль сдержался, но я прекрасно понимала, что он полон надежд. Он ушел, так ничего мне и не ответив. Я сходила с ума от волнения. Перед этим, в воскресенье, мы устроили настоящий праздник в Бромее, на который пригласили около сорока человек, чтобы представить чету Пинье своим знакомым. Жиль, как обычно, ничего не делал, ограничившись тем, что принял всех у себя, но он добровольно пошел на это, никто его не заставлял. Почему же он вдруг так резко изменил свое решение? Пройдя такой путь, я боялась, как бы он все не испортил. К тому же я чувствовала, что он в растерянности, поскольку мы оба прекрасно знали, что он не способен позаботиться о детях. Они были бы несчастливы, если бы остались с отцом. Его следовало любым способом образумить! В тот же вечер Роже, муж Сесилии, позвонил ему и попытался разрядить обстановку. Десятью годами раньше он тоже потерял жену вследствие рака и остался один с тремя детьми. Но Жиль слишком нервничал, чтобы выслушать его. Роже предпочел дождаться следующего дня и еще раз попытать счастья. В воскресенье он отправился в Бромей в сопровождении Карима. Я надеялась, что Роже объяснит Жилю, что именно подразумевает опека, все ее преимущества и проблемы. Конечно, он получит право на финансовую поддержку и, несомненно, помощь по дому, но это было далеко не все, что нужно детям, особенно в сельской местности. Их нужно будет водить в школу, в различные секции, к врачу в случае болезни. Их нужно будет кормить, одевать, а Марго еще и менять подгузники… Роже и Карим рассказали все Жилю очень подробно. Похоже, он думал, что потеряет детей, что перестанет быть их отцом, что никогда больше их не увидит. Убедившись, что это не так, он успокоился. Успокоилась немного и я.