Обращение в слух - Антон Понизовский Страница 21

Я по Волге очень скучаю. Вот Лёшка не так. У него деревня была не на Волге. А я выросла именно на берегу. И вот когда лежишь спишь, и слышно моторные лодки… Это, можно сказать, в крови уже: всё лето из воды не вылазиешь, ягоды эти, грибы, рыбалка… А заливные луга там какие! Напротив нашего города остров Козий (так называется, Козий), весной он заливается полностью — а как лёд ушёл, вода спала — и начинается: трава в рост человека, её не раздвинешь, такая она густая вся, обалденная! Но она от солнца сразу сжигается, потому что на Волгу-то самые жаркие лучи… И клубника: здесь она маленькая, водянистая, и зелёнки отдираются плохо — а там она размером вот такая! И по вкусу она — медовая!.. А рыбалка? Весной идёт чехонь — это типа длинной воблы, но в сто раз вкуснее, «царская рыба» её называют. Такой кайф был эту резинку с чехониной вытягивать!.. Тогда в уху ещё воду брали из Волги, варили: добавят туда стопку водки…

А сейчас воду из Волги не берут?

Да что-о вы! Сейчас там даже купаться опасно. Не считая, что там и желтухи, и дизентерии, и всё, — так над нами ещё и «Химпром»… Деревни рыбацкие все пустуют, потому что ловить некого. И раки все умерли в Волге, потому что они только в чистой воде живут…

Здесь в Москве-то летом и сходить некуда — и такое чувство невыполненного долга, что ты за всё лето ничего не собрал, никого не поймал, и даже ни разу нос не поморозил в воде… Волга-то, она до двадцати градусов никогда не прогревается. По крайней мере, в наших местах. Ну, и как лягушки там — до посинения купаешься — и всё лето. Закалка получается.

В Хохляндию когда ездила первый раз, там река Буг — она хоть и порожистая, но прямо как парное молоко! Я думаю: «Прям как в ванне…» А они все стоят: ой, даже не раздеваются. Говорят мне: «Ну ты мо-орж!» Смотрят на меня, как будто я с Луны свалилась, — и я на них так же… Первое было в моей жизни большое путешествие. Плюс ещё я одна, восемнадцать лет, так прикольно всё!..

Ехали с одной тёткой из Чебоксар, проболтали с ней всю дорогу — а ей куда-то на пересадку, не помню, куда она ехала. И у нас у обоих время полно до поезда. Ну, я в Москве-то была проездом в детстве, ездили затовариваться. Знаю, где Красная площадь находится — ну хотя бы примерно, — а она вообще не бывала ни разу.

Значит, вышли мы с поезда — надо покушать. А где? В восемь утра ничего, даже кафе у хачиков не открыты. Шли, шли — нету, нету, вообще кушать охота уже. И тут типа такого подвала, и вывеска «Кафе». Спускаемся — сидят четверо мужчин. Мы как путёвые с ней: открываем меню, начинаем смотреть цены — вроде и цены подходящие… сели. Мужчина один говорит: «Ну давайте я вас обслужу…» Приносит нам покушать, вина приносит… Мы говорим: «Мы вино не заказывали. Мы девушки непьющие». Короче, уговорили они нас по полбокалу вина выпить. Тётка-то замахнула, потом ещё, разболтались: оказалось, вообще выходной в этом кафе, а эти товарищи после какого-то хорошего праздника сидят голову лечат. И тут заходим мы — ну как нам отказать, когда мы такие деловые, читаем меню? (смеётся) Они, короче, свою еду погрели для нас… А мужчина, который нас обслужил, — он директор кафе этого получается.

«Девчонки, — говорит, — вы куда?»

«На Красную площадь, у нас сейчас поезд будет скоро».

«Где метро, знаете?»

«Не-ет…»

«Ну, давайте, — говорит, — до метро вас провожу».

Идём — а мы после вина, да с утра ещё, голова не соображает… И тут я вспоминаю, что мы забыли за еду-то заплатить! Всё, мне поплохело, я хватаюсь, говорю: «Вы извините, пожалуйста, просто расслабились и забыли…»

Он смеётся, говорит: «Да ладно, девчонки, вы чё? На обратном пути заходите».

Ой, мы такие: «Спасибо, спасибо!..»

Ну, отдохнула месяц на Украине — еду обратно. С Киевского — на Казанский вокзал, с пересадкой.

Стою в кассу, очередь к билету подошла — она говорит: «Столько-то…» (сто рублей, что ли, тогда билет стоил). Я в сумочку залезаю — а там ни рубля вообще! И я… блин!.. всё… ограбили…

А у меня такая дурацкая сумочка была, просто с хлястиком, можно было одним пальцем открыть. Чемодан тащу, сзади эта сумка болтается… ну грех не вытащить у дурочки малолетней. В поезде-то я смотрела — всё было нормально: подозреваю, что на вокзале вытащили.

И я чуть сознание не теряю от ужаса: как представлю, что я в Москве… и куда мне? я никого не знаю… Вышла с вокзала, села, сижу реву. Подходят грузчики — там толкают тележки: «Чё плачешь?»

«Вот ограбили, — говорю, — даже на хлеб не осталось…»

Предлагает мне заработать.

Я говорю: «Да пош-шёл ты!» Психанула, плюнула в его сторону и ушла.

Потом думаю: ну ладно, а чего делать-то?

Пойду к этому дяденьке в кафе, кроме него у меня тут ближайших знакомых нету. (смеётся) Он же приглашал? Глаза вот такие, косметика смылась, опухшая, вся зарёванная — пришла. А они снова делают шашлыки, у них опять какой-то день рождения.

«О! — говорит, — уже приехала с Украины?»

Я такая: «Прие-е-ехала…» — мне ж сразу себя жалко…

«А чего плачешь?»

Я говорю, так и так…

«А, фигня! — говорит. — Вот только что до тебя две приходили, их тоже ограбили. Мы их уже проводили, — говорит, — и тя проводим».

Такой мужик беспроблемный попался! Накормили шашлыками, съездили взяли билет, вечером посадили меня на поезд. Счастливая, довольная до дому доехала. Накормленная… с приключениями…

Мы вообще, вся семья — гастролёры. Мама с папой в Удмуртии встретились, бабушка с дедом на Сахалине…

Строили там чего-то после войны. Ещё японцев застали: вместе работали, в ихних этих бочках мылись. Дед рассказывал: они не в банях моются, а в бочке. Горячих камней накидают, сидят… Пили водку ихнюю, самогонку.

А потом японцев оттуда прогнали — за сорок восемь часов всех посажали на плоты. А кто не помещался — японцы своих жён и детей топили. Это уже дед с бабушкой вместе рассказывали. Прямо загоняли в море, говорят, и топили. Кто себе животы вскрывал, харакири делали… Это, говорят, было всё на наших глазах…