Брик-лейн - Моника Али Страница 21

— Да, — сказала она, — мать у тебя глупая женщина.

Назнин подошла к зеркалу и долго смотрела на свое серьезное лицо, широкие скулы, большой лоб и близко посаженные глаза с короткими ресничками. Размышляла над отражением.

В голове все никак не уляжется. Мысли разбегаются в разные стороны. Каждый раз, получив письмо от Хасины, Назнин несколько дней представляет себя в роли независимой женщины. Письма у сестры длинные и подробные. Назнин писала ответы, переписывала, пока не оставалось ни одной ошибки, пока ошибки не исчезали вместе с остальными признаками жизни. Но Хасина пренебрегает подобными ограничениями: письма ее полны ошибок и жизни. Из слов ее писем складывается тропинка, которая бежит за семь морей, туда, где живет Хасина, и вот уже Назнин работает вместе с сестрой. И Ракиб там вместе с ними. Иногда Назнин даже удивлялась, когда вечером приходил Шану. И давала себе клятвенные обещания: регулярные молитвы, регулярная работа по дому, никаких мечтаний. И Хасине уходили лаконичные и рациональные письма. Смотри, говорила Назнин маме (чей взгляд постоянно чувствовала), смотри, какая я хорошая.

Со стрижкой справилась. С одной стороны получилось не совсем ровно, но Шану не станет проверять.

— Подуй мне на шею.

Она подула и стряхнула волоски.

— Хватит здесь киснуть. — Шану шутливо погрозил пальцем.

Назнин задержала дыхание.

— Мы идем гулять. Иди, раскладывай коляску.

Назнин по-прежнему встречалась с Разией. Шефали понравилось играть с Ракибом. Она ему подставляет кукольные головы, а Ракиб бьет каждую по очереди. Тарик в последнее время стал молчаливее. Восьмилетняя копия отца.

— Пришлось ему голову побрить, — сказала Разия. — Вши. Нахватался в школе.

Тарик почесал щетину на голове.

— Дай денег, — сказал он и исподтишка пихнул Шефали.

— У меня нет денег. Не трогай сестру.

— Мне нужны пять фунтов.

— Что? Иди поиграй. Давай, бегом.

— Мне нужны пять фунтов.

— Зачем?

Разия вздохнула и кивнула на Ракиба:

— В таком возрасте с ними гораздо проще.

— Мне нужен настольный футбол.

— У тебя уже есть футбол.

— Мне нужен нормальный футбол.

В последнее время Назнин другого от него не слышала. Он всегда такой настороженный, такой несговорчивый, что странно слышать детский голос из его уст.

— Мне нужны пять фунтов, — повторил он, уже поскуливая.

— «Мне нужны пять фунтов», — передразнила Разия. Она в точности передала его интонацию.

— «Мне нужны пять фунтов», — присоединилась Шефали.

Тарик снова ее толкнул, и она завизжала.

— Вон отсюда, оба! — заорала Разия. — Тарик, бери сестру и — марш играть в коридор. Услышу хоть один вопль, выпорю обоих.

Дети ушли, из-за двери послышалась их перебранка. Разия села на пол, взяла Ракиба. Он протянул ручку и ущипнул ее за нос. Уставился на ущипнутое место, и глаза у него сошлись на переносице.

— Я этих детей когда-нибудь прибью, — сказала Разия. — Они из меня всю душу вытянут.

Назнин подумала, что никогда так не скажет о своем Ракибе.

— То же самое я сделаю со своим мужем. Он целыми днями на заводе, приходит домой только поесть, спит по два-три часа и снова уходит. На всю ночь.

— Почему? — спросила Назнин. — Куда он уходит?

— Он водит грузовик. По всей округе доставляет мясо всем темнокожим мясникам в округе. Придет домой — от него воняет. Хорошо, хоть дома долго не сидит.

Разия вытащила из кармана брюк леденец. Ракиб поражен. Весь он сейчас — сплошной рот, истекающий слюной. Разия развернула конфету и положила обертку обратно в карман. На ней, по ее словам, спортивный костюм. Говорит, что больше никогда в жизни не наденет сари. Сил больше нет семенить, как птичка.

— Если мужчина работает, это хорошо. Я не возражаю. Пусть работает хоть сутки напролет.

Разия помахала леденцом у Ракиба перед носом. Ракиб преданно проследил за ним взглядом. Леденец сейчас его кумир и учитель. Ради леденца он пожертвует всем.

— Но у нас ни одного лишнего пенни. И меня это не устраивает. Он все отсылает. Чудовищный скряга. Самый чудовищный и вонючий жмот. Когда детям понадобятся зубные щетки, мне придется просить милостыню. Я все покупаю в секонд-хенде. Мне что, и за зубными щетками туда идти? Абсолютно все там детям не купишь.

Разия поднесла леденец к губам Ракиба. Он что-то нежно залепетал, глядя на конфету.

— Все деньги уходят домой. Я не знаю, кто ими распоряжается. Наверное, его брат. А его брат наверняка самый последний в мире вор. И денег этих мы точно больше не увидим.

Назнин посмотрела вокруг. В комнате полно вещей. Мебель, кровать Тарика, велосипеды, одежда, лестницы, пластмассовые коробки, игрушки, обувь, краски, стопки деревянных палочек, газовые горелки, электрические печки, коврики, чемоданы всякого барахла, запасы риса, пирамиды консервов. Вещей здесь больше, чем за всю жизнь понадобится обычному деревенскому жителю. Деревенский мальчишка был бы счастлив иметь футбол. Настольный футбол и велосипед — это настоящая роскошь. А настольный футбол, велосипед и кучи других игрушек — немыслимое богатство. И Назнин не могла припомнить, чтобы кто-то из деревенских детей жаловался, в том числе и она.

— Я ему так и сказала, — продолжала Разия, — раскошеливайся, сукин ты сын, давай деньги.

Это ругательство Назнин от Разии услышала впервые. А может быть, Разия перестала стесняться в ее присутствии. Деревенские старики, конечно, иногда ворчали. Плотнику нужна была новая пила. Обувщику — новые покупатели. (Столько детей вокруг босых!) Кондитер жаловался на цену орехов. Но будь у них ежедневно еда, и стол, и стул, они пели бы гимны Господу!

— Я сама пойду работать. Так ему и сказала.

Разия посмотрела на Назнин прямо, не исподлобья и не скептически.

— Куда ты пойдешь работать?

В Гурипуре кондитер работал кондитером, обувщик обувщиком, а плотник плотником. Никто не хотел быть учителем или библиотекарем. Никто не ждал повышения. Никто не говорил, как он несчастен.

— Я говорила с Джориной. У них на заводе есть места.

— А-а, — протянула Назнин. — Миссис Ислам рассказывает, что Джорине сейчас стыдно на улицу выйти. Муж загулял с другими женщинами. Она пошла работать, и все говорили: «Он не может прокормить жену». Хоть он и работал, ему все равно было стыдно. Поэтому он не находил себе места и стал гулять с другими женщинами. Джорина, получается, всю свою семью опозорила.

Разия хмыкнула:

— Это тебе миссис Ислам рассказала? Пусть говорит что хочет, меня это не остановит.