Сладость губ твоих нежных - Илья Масодов Страница 21

— Руки, — говорит она и связывает сложенные руки Зины её снятыми колготками, потом подхватывает ноги девочки под коленями, закидывает их к голове, и разводит в стороны, крепко держа руками. Ольга Матвеевна поднимает с пола чайник. Когда она выносит его на свет, становится видно, что из носика валит густой пар. Зина судорожно дёргается и орёт, ещё раньше, чем струя кипятка начинает литься между её закинутых назад ног. Пар ударяет в тело девочки и разбрасывается во все стороны. Зина крутится и вопит дико, как разрезаемое пилой стекло. Катя видит, как закатываются её глаза, как напрягается горло от истошных воплей. Катя дрожит и зачем-то закрывает рукой себе рот. Она представляет себе, как кипяток затекает Зине внутрь.

— Мамочка, мамочка! — верещит Зина на мышиных частотах, бешено елозя спиной по полу, зад её дёргается, ошпариваемый кипящей струёй, Надежда Васильевна с трудом удерживает тело девочки в нужном положении.

— А, уже не холодно? — хохочет Ольга Матвеевна, опять наклоняя чайник. — Жарко стало? Кипяточек-то крутой! Кричи, кричи, всё равно никто не услышит.

— Мамочка, мамочка! — захлёбываясь, орёт Зина, мотая головой. — Ой не надо, не надо, пожалуйста! — она не успевает выговаривать слова, они захлёбываются и прерываются у неё во рту, переходя в щенячий вой.

Кипяток плещет на неё, выбивая пар, сидящая на корточках Ольга Матвеевна закусывает губу в улыбке, исступлённо дыша сквозь зубы, и Зина снова переходит на звенящий металлический визг.

— Ольга! Ты видишь, как у неё всё уже!.. — вскрикивает Надежда Васильевна, рванувшись на месте и ещё плотнее прижимая руками расставленные ноги бьющейся девочки коленками к полу. — Ты посмотри, Ольга!

— Ладно, хватит, — цедит сквозь зубы Ольга Матвеевна и ставит чайник на пол. Она вынимает что-то из-за пазухи и, оперевшись на одну руку, наклоняется к Зине и суёт ей это другой рукой в разинутый визжащий рот. Раздаётся страшный грохот, Надежда Васильевна дёргается в сторону и припадает на руку, отпуская ноги Зины, которые медленно валятся набок. Зина больше не кричит. Из-под головы её выползает на пол тёмная лужа.

— Видишь, как всё просто, — говорит Ольга Матвеевна. — Бах и готово. Как гвоздь в доску.

Надежда Васильевна глядит на повернувшуюся набок Зину и отряхивает себе пальцами юбку.

— Что, брызнуло? — спрашивает Ольга Матвеевна. — Вроде же вниз пошло. Рано я её, да? Уж очень кричала сильно.

— В лесу зароем?

— Потом. Пусть пока тут полежит. Ты иди, Надь, я приберу всё. Спокойной тебе ночи.

— Спокойной ночи, — отвечает Надежда Васильевна. — Давай, чайник отнесу.

Её сапоги бухают в ступени, плечо — в дверь, которая со скрипом отъезжает в сторону, застревает на полпути, с приглушённым матом Надежда Васильевна свергает на своём пути какой-то дощатый хлам и вываливается во двор, где темнота кажется светлее от крупчатых звёзд и молодого месяца среди них, и откуда доносится визг передравшихся на вечерней сходке у сортира девчонок.

— Слышь, Котова, вылезай, — окликает Ольга Матвеевна из подпола. — Иди сюда. Иди, я кому сказала!

Катя выбирается из-за двери, переступая ногами через деревянный лом. Зина лежит на том же месте, прикрытая собственной бурой кофтой, спиной к двери, Ольга Матвеевна стоит рядом с ней, отряхивая сапоги от накопившейся в подполе грязи. Пахнет сыростью и крысиным помётом.

— Иди-иди, погляди на свою подружку, — улыбается она Кате. — Пока не погнила. А она здесь быстро гнить начнёт, — продолжает она, заботливо очищая скомканной Зининой юбкой сапог, — сыро. На ней тут и грибы вырастут.

Катя спускается с лестницы, искоса глядя на неподвижное тело Зины. Кофта доходит ей с одной стороны до согнутого затылка, едва прикрытого стрижеными тёмно-рыжими волосами, сбитыми набок, так что прижатое листообразное ухо теперь совершенно обнажено, а с другой — до начала поджатых бёдер, а голые икры Зины лежат прямо в грязи. Подойдя поближе, Катя замечает, что в волосы Зины замешалась густая тёмно-багровая масса.

— Мёртвых видела? — спрашивает её Ольга Матвеевна. — Она уже мёртвая. Не дышит, не чувствует ничего. Смотри, — она вдруг с размаху пинает Зину сапогом по спине. От удара тело девочки вместе с участком ватника сдвигается по земле. — А ну пни её.

Стиснув зубы, Катя что есть силы пинает Зину сапогом. Та не издаёт ни звука, только вздрагивает.

— Ты видела, как я её убила?

— Видела.

— Это было быстро, правда?

— Да.

— Убивать очень легко. Пять минут назад ещё была живая — бах и нету. Я ей выстрелила в голову, понимаешь? Вот, погляди, — Ольга Матвеевна приседает около Зины и поворачивает её лицо вверх. Глаза у Зины совсем белые, словно из них вылетели зрачки. — Вот сюда, в рот, — она оттягивает одной рукой нижнюю челюсть Зины и показывает указательным пальцем другой ход пули. — Вот так и дальше, а потом, — она ловко поворачивает голову девочки, как глобус, — туда. Навылет, в землю. Видишь, сколько натекло.

При виде влажного пятна со склизкими комками под головой Зины у Кати кружится голова и она, помогая себе руками, садится на кирпичи.

— Но ты понимаешь, что с ней? — спрашивает её Ольга Матвеевна. — Она подохла. Она никогда больше не будет говорить, смотреть, жрать кашу, срать. Ты это понимаешь? Её закопают в землю, и она будет там гнить. Ясно это тебе?

— Ясно, — одним дыханием отвечает Катя.

— И ты тоже будешь гнить, когда умрёшь. Ты боишься гнить?

Катя кивает. Она старается не смотреть на белые глаза Зины и на дыру её раскрытого рта.

— А вот погляди сюда, — Ольга Матвеевна берёт Зину за ногу, подтаскивает её в сторону, как овцу, так, чтобы Катя могла видеть и отбрасывает край кофты. Катя смотрит и, резко раздвинув колени, рвёт на земляной пол.

— Не узнаёшь? — смеётся Ольга Матвеевна. — Ты это лизала? Смешно выглядит, правда? Само на себя не похоже. А ну давай, поди, полижи.

Катя мотает головой, встаёт и отходит от рвотной лужи, вытирая рукавом рот.

— Что ж ты, малышка? — усмехается Ольга Матвеевна. — У мёртвой не хочешь? Лижи, падло, — она вынимает из-за пазухи пистолет. — А то я сейчас и тебя тоже. Вот, тут дырочка, видишь? Оттуда вылетит пчёлка, и прямо по башке. Сильно, как кувалдой стукнет. Бац — и нету Кати. Что ты отворачиваешься? Бац — и нету Кати. Навсегда нету, понимаешь?

— Ольга Матвеевна, я не могу, — шепчет Катя, закрывая глаза. Она ждёт грохота и страшной боли, которая разобьёт ей голову. Она пытается представить себе небытие, но не может, только усиливающиеся волны ужаса заливают её сжавшееся сердце. Ольга Матвеевна делает шаг и приставляет Кате пистолет ко лбу. Его дуло кажется Кате ледяной трубой, ведущей прямо в космос, по которой течёт непостижимый звёздный ветер.

— Открой глазки, — велит она. Катя знает, что если сделать это, Ольга Матвеевна сразу её убьёт. — Не бойся, зайчик, открой глазки. Я хочу только посмотреть, как ты умираешь. Я ничего больше на свете не хочу. Мне правда ничего больше не надо. Не веришь? Я обещаю тебе, что сразу после тебя я сама застрелюсь. Засуну пистолет себе в рот и выстрелю. Вот, тут у меня партбилет. На, посмотри. Я клянусь тебе на нём, именем Партии. Ну пожалуйста, открой глазки. Я умоляю тебя, — в голосе Ольги Матвеевны послышались слёзы. — Ты не понимаешь, нас всего двое сейчас на свете, ты и я. Никого больше нет.