Перед закрытой дверью - Эльфрида Елинек Страница 21

— О Ханс, Ханс, о-о-о, — вырывается у нее против воли, Ханс этот возглас воспринимает как должное. Именно так его и зовут. Тут он весь. Собственной персоной. Пора ей раздвинуть ножки.

«Может, она хоть тогда наконец-то попридержит язык, всегда болтает без умолку, что она, что ее братец». Ханс уверен, что их треп начинает потихоньку раздражать и Софи. Ей больше нравится молчаливый Ханс, одинокий волк, чем какой-то там трепач Райнер, которому постоянно нужно окружение, возносящее ему хвалу.

— Иди ко мне, иди ко мне, ну иди же, иди, — шепчет Анна, как будто он и так вовсю не старается, чтобы войти. Но у него всякий раз опадает, это все от волнения перед знаменательным событием, у него это первый раз, и, при известных обстоятельствах, последствия неудачи будут сказываться долго. Она ласкает его, шепча слова любви, довольно банальные, кстати сказать, случалось ей произносить слова и поинтересней, она совершенно изменилась оттого, что в настоящий момент она только лишь женщина и потому неоригинальна. Анна говорит о том, как сильно она его хочет, что он такой красивый, что только для нее он такой красивый, даже если для других он, быть может, и не такой вовсе, потому что она видит его глазами любви, которая нередко обманчива, но не все ли равно. Ее тянет к нему, он проник в ее сердце и занозой засел там, ей от него никуда теперь не уйти. Хансу вполне достаточно было бы просто проникнуть в нее, войти между ног, только вот он все еще не очень твердый, такая незадача. Ханс обливается потом, и поскольку все идет не так, как ему бы хотелось, он прибегает к грубым приемам, нет, не по отношению к себе, а к Анне.

Он прогибает ее в пояснице, подминает под себя, заламывает шею назад, так что хруст раздается, ой, что ты делаешь, мне же больно, да, да, я делаю тебе больно, потому что я такой сильный, что даже не замечаю, что причиняю тебе боль. «Ты очень сильный». Ну наконец-то, вот оно, спасительное слово. И все сразу получается, словно назван правильный пароль, — и пошло дело. Анна в этой ситуации обычно говорит: «Ну слава богу! Отелился все-таки!» — но сейчас эти слова застревают у нее в глотке, столь грандиозно творящееся событие, называемое любовью, и оно готово упасть на любую почву, куда приведется, на благодатную ли пашню или на залитую бетоном поверхность, где все засохнет и будет выброшено за ненадобностью. Анна и сама не понимает, как это случилось. Такое вот событие. Она тараторит без умолку, как хорошо ей было, что теперь им надо делать так почаще, потому что ей очень понравилось, и ему тоже, правда, а со временем будет все лучше и лучше, сейчас было только начало, а уж если в начале так хорошо, то как будет под конец, можно себе представить: еще лучше. Любимый, любимый мой, и она так стискивает Ханса, что у того перехватывает дыхание, но самое главное, что он кончил и вышло у него все это более или менее прилично. Хотя были трудности на старте.

Анна ощущает внутри себя тепло, больше ничего. В голове Ханса одна только мысль о Софи, которая даст ему завтра первый урок тенниса. Он рассеянно целует Анну, касаясь своим рылом то одного, то другого места на ее теле. Анна ошибочно принимает это за так называемую посткоитальную нежность, чем это не является, да и с чего бы вдруг. Это лишь маневр, отвлекающий от того, что в действительности никакой нежности он к ней не испытывает, хотя и рад в душе, что вполне прилично с делом справился. Конечно, Софи не захочется быть с неопытным мужчиной, вполне достаточно, чтобы из них двоих неопытен был один, а именно — она сама. Спортсмену это дело, впрочем, может нанести вред, ухудшить его физическую форму, необходимую Хансу, чтобы взять над Софи верх по спортивной части. Уж разумеется, Анне захочется заниматься этим почаще, надо будет сказать, что тут у нее ошибочка в расчетах вышла. Она не учитывает потребностей большого спорта.

— Ханс, Ханс, Ханс, — тихо повторяет Анна.

— Так точно, это меня так звать, — смеется Ханс в ответ, довольный своей остроумной шуткой.