Девственницы Вивальди - Барбара Квик Страница 21

Скарлатти отвесил поклон кардиналу, королю и затем Генделю, сидевшему за клавесином в дальнем конце залы в плутовской бело-золотой маске Арлекина.

— Уступаю тебе место за этим благородным инструментом, брат Скарлатти.

И вскочил со скамьи, жестом предлагая сопернику садиться. Все с некоторым беспокойством посмотрели на короля и на la Querina. [31]

— До чего забавно, в высшей степени очаровательно!

Слова короля, обращенные к его даме, услышали все присутствующие в зале.

Словно только их и ожидая, Скарлатти понесся через всю залу, выкрикивая в шутливом гневе:

— Прочь с дороги, пес саксонский!

Я покосилась на Клаудию, чтоб узнать, не обидела ли ее явно шутливая грубость Скарлатти, но та глядела на другой конец залы с таким странным выражением, какого я раньше за ней не знала, — с видом человека, захваченного бесконечно дорогими его сердцу воспоминаниями, — хотя непонятно было, смотрит она на Генделя или на Скарлатти. Заметила я также, что стоящая с другой стороны от меня Джульетта вот-вот шлепнется в обморок.

Маэстро же пробормотал себе под нос:

— Обычно ему и в голову не приходит играть на публике!

Скарлатти играл дьявольски хорошо — он исполнял каприччо соль мажор. Когда он закончил, в зале поднялась буря рукоплесканий и выкриков. Музыкант расхаживал перед толпой, раскланиваясь и пыжась, словно герой, выигравший кампанию. Клаудия визжала так, что мне пришлось заткнуть уши.

Гендель, все еще в своей жизнерадостной маске (которая не позволяла угадать, какие чувства на самом деле владеют ее владельцем), стоял рядом с кардиналом — тот слегка склонил к нему голову, чтобы лучше расслышать, что говорит саксонец. В конце концов кардинал кивнул:

— Signóre, signóri, покорнейше прошу тишины. Скарлатти, павлин ты этакий, уймись же!

Скарлатти, уже где-то раздобывший перо и теперь оставлявший дамам автографы на веерах, тут же его отбросил и склонился перед кардиналом.

— Ага, так-то лучше, — проворчал Оттобони, снова оборачиваясь к присутствующим. — Дамы, господа, наш высокочтимый молодой музыкант из Саксонии просит устроить второй тур — на органе! Пусть принесут в залу орган!

Заслышав приказ кардинала, вся высокородная венецианская знать завопила от восторга, уподобившись мальчишкам-сквернословам из простонародного Каннереджо. Я увидела, как спешно переходят из рук в руки монеты: все торопились делать ставки, пока дюжина слуг в пурпурно-золотых ливреях дома Фоскарини с огромными усилиями перетаскивали инструмент.

Гендель поклонился в знак благодарности, а затем жестом предложил Скарлатти играть первым.

Скарлатти, надо сказать, сыграл еще лучше, чем прежде. Поклясться могу, что он импровизировал, исполнив токкату в тональности фа мажор. Две дамы из публики разорвали корсажи, обнажив перед ним грудь — а ведь в зале присутствовали и священнослужители!

Гендель, ухмылявшийся, казалось, уже всем своим существом, сменил соперника за органом. Гул острот и смешков в зале затих, едва зазвучала музыка — аллегро ре минор. Она летела и нарастала, отдаваясь громом в ушах, и несколько дам — увы, среди них была и Джульетта — лишились чувств. Кто-то выкрикнул: «Дьявол!», и я заметила, что маэстро перекрестился.

Гендель закончил, и на какое-то мгновение наступила тишина, а потом среди публики поднялся настоящий рев, среди которого слышны были оба имени. «Скарлатти!» — вопили приверженцы итальянца, тогда как их противники не отставали, скандируя: «Гендель! Гендель!»

Кардинал Оттобони вскочил на один из столов с пиршественным угощением и взмолился, обращаясь к толпе:

— Венецианцы! Расе! Я нашел выход!

Но понадобилось с треском разорвать скатерть и начать бить бокалы, прежде чем публика успокоилась настолько, чтобы разобрать слова священника.

— Сегодня у нас в гостях по меньшей мере два короля. — Тут он поклонился Фредерику, который снова изобразил на лице святую невинность. — Гендель будет королем органа.

Толпа итальянцев, всегда поддерживающих своих, протестующе заревела.

— Расе, расе, я еще не закончил! — успокоил их кардинал. — А Скарлатти — королем клавесина!

Вивальди, казалось, совершенно не интересовался исходом поединка и держался немного в стороне от охватившей всех суеты, но я-то знала, что он не может не завидовать почестям, выпавшим на долю других, более молодых музыкантов. К тому же он наверняка опасался, как бы поток милостей со стороны короля, столь недавно на него пролившийся, вдруг не иссяк.

Весело захлопали бутылки шампанского, добрая сотня пробок разлетелась в разные стороны, вызвав притворно-испуганные взвизгивания дам. Потом я потеряла Вивальди из виду. Я пыталась поставить Джульетту на ноги, когда рядом со мной неожиданно возник элегантно одетый молодой человек.

— Позвольте вам помочь, синьорина, — обратился он ко мне с акцентом, по-видимому немецким.

Вопреки обычаю молодой человек приподнял маску, чтобы я смогла увидеть его лицо — живое, умное, с теплыми карими глазами, в которых плясали огоньки свечей. Его улыбка была такой искренней, полной столь неподдельного расположения, что у меня возникло чувство, будто мне до сих пор никто в жизни не улыбался и даже не смотрел на меня — пока вот эти глаза не заглянули сквозь маску прямо мне в душу.

Бедняжка Джульетта! Я чуть не уронила ее, вдруг осознав, как близко мы с этим молодым человеком стоим друг к другу. У меня даже в горле пересохло. Словно прочитав мои мысли, незнакомец взял два бокала шампанского у проходившего мимо официанта и предложил один мне. Я его осушила залпом.

— Вы потанцуете со мной, синьорина? — предложил он и подал мне руку.

Только тут я заметила, что оркестр, оказывается, снова играет.

— Минуточку, — ответила я, склонившись к незнакомцу так, что едва не упала ему на грудь, но тут же отпрянула и повернулась к остальным девушкам.

— Иди же танцуй, глупышка! — засмеялась Клаудия.

— Но мы даже не представлены друг другу! — отчаянно прошептала я.

Клаудия, в своем наряде столь прелестная и аппетитная, что меня обуял страх, как бы он не предпочел ее мне, подошла к молодому человеку и заговорила с ним на итальянском — вероятно, для того, чтоб мне был понятен смысл их беседы.

— Как тебя звать, ragazzo? [32]— спросила она так, словно обращалась к разносчику овощей.

Тот улыбнулся добродушно и ответил, прищелкнув каблуками и поклонившись на прусский манер:

— Франц Хорнек. Прибыл продолжать обучение игре на скрипке и клавесине и закупать музыкальные партитуры для архиепископа Майнцкого. — Его глаза озорно заблестели: — И испытать всевозможные развлечения, какие только есть в Венеции!