Желтый Кром - Олдос Хаксли Страница 21

— Добро пожаловать, сын мой, — сказал сэр Геркулес, и в голосе его звучала легкая дрожь.

—Надеюсь, вы здоровы, сэр.

Фердинандо наклонился, чтобы пожать ему руку, потом снова выпрямился. Макушка отца доставала ему до бедра.

Фердинандо приехал не один. Его сопровождали два приятеля одного с ним возраста, и у каждого из них был свой слуга. Вот уже тридцать лет присутствие столь большого числа людей обычной породы не оскверняло Кром. Сэр Геркулес был напуган и возмущен, однако законы гостеприимства надо было выполнять. Он оказал молодым джентльменам в высшей степени вежливый прием, а их слуг отослал на кухню, распорядившись, чтобы о них хорошо позаботились.

На свет вытащили и очистили от пыли старый семейный обеденный стол (сэр Геркулес и его супруга привыкли обедать за маленьким столом высотой в двадцать дюймов). За ужином пожилому дворецкому Саймону, который мог лишь взглядом дотянуться до середины большого стола, помогали трое слуг, приехавших с Фердинандо и его гостями.

Сэр Геркулес, как хозяин, с присущим ему тактом поддерживал беседу об удовольствиях путешествий по разным странам, о красотах искусства и природы, которые можно увидеть за границей, об опере в Венеции, сиротах, поющих в церквах того же города, и говорил на другие подобные темы. Молодые люди не проявляли особого внимания к его словам: они были заняты тем, что наблюдали за попытками дворецкого сменить тарелки и вновь наполнить бокалы. Не раз они задыхались и давились от смеха. Сэр Геркулес делал вид, что не замечает этого, и сменил тему, заговорив об охоте. Тут один из молодых людей спросил, правда ли, что, как он слышал, сэр Геркулес охотится с мопсами на кроликов. Сэр Геркулес ответил, что это так, и описал даже некоторые подробности такой охоты. Молодой человек захохотал во все горло.

Когда ужин кончился, сэр Геркулес спустился со стула на пол и под предлогом, что ему надо посмотреть, как себя чувствует жена, извинился и пожелал всем спокойной ночи. Вслед ему, когда он поднимался по лестнице, раздался смех.

Филомена не спала. Она лежала в постели, вслушиваясь в звуки громового хохота и непривычно тяжелые шаги на лестницах и в коридорах. Сэр Геркулес пододвинул к ее кровати стул и долго сидел, ничего не говоря, держа в своей руке руку жены и иногда нежно пожимая ее. Часов около десяти их испугал сильный шум. До них донеслись звуки разбиваемого стекла, топот ног, взрывы смеха и крики. Шум не прекращался несколько минут: сэр Геркулес поднялся и, несмотря на мольбы жены, решил пойти посмотреть, что происходит. На лестнице было темно, и сэр Геркулес пробирался вниз осторожно, ощупью, спускаясь по одной ступеньке и останавливаясь на мгновенье после каждого шага, прежде чем отважиться на следующий. Шум стал слышаться громче, в отдельных выкриках можно было узнать слова и целые фразы. Из-под двери столовой пробивалась полоска света. Сэр Геркулес прошел через зал на цыпочках, и, когда он уже приближался к двери, за ней снова раздался ужасающий грохот разбиваемого стекла и звон металла. Чем они там занимались? Поднявшись на цыпочки, он сумел заглянуть в комнату сквозь замочную скважину. В центре стола, среди невероятного беспорядка, танцевал джигу старый Саймон, которого напоили настолько, что он с трудом удерживал равновесие. Под ногами у него хрустело битое стекло, а башмаки были мокрыми от разлитого вина. Трое молодых людей сидели вокруг, колотя по столу руками и пустыми бутылками и поощряя дворецкого криками и смехом. Хохотали, прислонившись к стене, и трое слуг. Вдруг Фердинандо бросил в голову плясавшего горсть грецких орехов. Это так ошеломило и удивило маленького человека, что он пошатнулся и упал навзничь, опрокинув графин и несколько бокалов. Его подняли, дали ему выпить бренди, похлопали по спине. Старик засмеялся и икнул.

— Завтра, — сказал Фердинандо, — мы устроим балет, в котором будут участвовать все обитатели дома.

—А папаша Геркулес возьмет дубинку и оденется в львиную шкуру, — добавил один из его приятелей, и все трое захохотали во все горло.

Сэр Геркулес не стал больше смотреть и слушать. Он снова пересек зал и начал подниматься по лестнице, ощущая боль в коленях каждый раз, когда ему приходилось высоко поднимать ногу, чтобы стать еще на одну ступеньку. Это был конец. Больше для него не было места в этом мире — для него и Фердинандо вместе.

Его жена еще бодрствовала. На ее вопрошающий взгляд он ответил:

— Они издеваются над старым Саймоном. Завтра настанет наша очередь.

Некоторое время они молчали. Наконец Филомена сказала:

—Я не хочу видеть завтра.

—Да, так будет лучше, — сказал сэр Геркулес.

Уйдя в свой кабинет, он подробно описал в дневнике все события вечера. Еще не закончив, он позвонил в колокольчик, позвав слугу, и распорядился, чтобы к одиннадцати часам для него были приготовлены горячая вода и ванна. Закрыв дневник, он пошел в комнату жены и, приготовив дозу опиума в двадцать раз больше той, что она привыкла принимать при бессоннице, подал ей питье, говоря:

—Твое снотворное.

Филомена взяла стакан и некоторое время держала его. На глазах ее показались слезы.

—Помнишь ли ты песни, которые мы, бывало, пели, сидя летом на террасе? — И она тихо спела своим ослабевшим и надтреснутым голосом несколько тактов из арии Страделлы «Любовь, любовь, не спи больше». — А ты играл на скрипке. Кажется, это было так недавно и вместе с тем так давно-давно. Addio amore. A rivederti [15].

Она выпила снотворное и, откинувшись на подушку, закрыла глаза. Сэр Геркулес поцеловал ей руку и тихо вышел, словно боясь разбудить ее. Он вернулся в свой кабинет и, записав в дневнике последние обращенные к нему слова жены, налил в ванну воду, которую принесли по его распоряжению. Вода была слишком горячая, чтобы сразу погрузиться в ванну, и он взял с полки Светония. Ему хотелось прочесть, как умер Сенека. Он открыл книгу наудачу. «Но к карликам, — прочитал сэр Геркулес, — он относился со сдерживаемым отвращением, как к lusus naturae и приносящим беду». Он вздрогнул, словно его ударили. Этот самый Август, вспомнил он, выставил однажды в амфитеатре Люция, молодого человека из благородной семьи ростом менее двух футов и весом — семнадцати фунтов, но имевшего зычный голос. Он перевернул несколько страниц. Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон: каждая новая страница этой книги была ужаснее предыдущей. «Наставника своего Сенеку Нерон заставил покончить с собой...» И наконец, Петроний, который в последний раз призвал к себе друзей, прося их говорить ему не о философских утешениях, но о любви и приятных развлечениях, а жизнь в это время вытекала из него через вскрытые вены. Обмакнув еще раз перо в чернильницу, сэр Геркулес написал на последней странице дневника: «Он умер смертью римлянина». Затем, попробовав пальцами ноги воду и обнаружив, что она достаточно остыла, он сбросил халат и, взяв в руку бритву, сел в ванну. Одним сильным взмахом он перерезал артерию на левом запястье, затем откинулся и предался размышлениям. Кровь медленно текла из его тела, распространяясь по воде зыбкими кольцами и спиралями. Скоро вся ванна окрасилась в розовый цвет, который становился все гуще. Сэр Геркулес почувствовал, что его охватывает неодолимая сонливость. Одно неясное видение сменялось другим, и вскоре он погрузился в сон.