Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху) - Ромен Гари Страница 21

Он должен был встретиться с лучшим британским экспертом по Персидскому заливу, который изо дня в день вел подсчет заказов и поставок «частных лиц». Англия в течение семидесяти пяти лет делала погоду в этом регионе, и с этой старой дамой советовались хотя бы даже из суеверия. Англичане были лучшими актерами в мире, и не только в театре. Они продолжали играть роль, когда текст да и сама пьеса уже давно отжили свое. В последние тридцать лет ни одна другая разведка в мире не терпела столь сокрушительных неудач, но репутация английских агентурных сетей пережила все провалы…

Затем Руссо должен был заглянуть в Хаддан, чтобы заняться «американской стороной» этого дела: заказом оружия на сумму в двести миллионов долларов со сверхсрочной доставкой, а также прояснением политической ситуации, которая сложилась после истории с самолетом и была способна взорвать все равновесие в регионе. Большинство видных деятелей оппозиции погибли в катастрофе, которую «Радио Триполи» и «Джидда», в кои-то веки в полном согласии друг с другом, характеризовали как «преступную диверсию». Однако им, похоже, были пока не известны некоторые детали, которые расписывались во всех их сочных трупных красках в каблограммах, поступавших в Вашингтон от посла Соединенных Штатов в Тевзе. Тут было чем поджечь всю нефть… За время между вылетом Руссо из Вашингтона и его прибытием в Бейрут стоимость «горячих» — с немедленной поставкой — заказов оружия уже поднялась на двадцать процентов. Произошли новые стычки между Ираком и Кувейтским эмиратом, а за последние сутки — между Ираком и Ираном. Шах Ирана заявил, что он никому не позволит «нарушить равновесие сил в Персидском заливе»…

Руссо был потомком французских креолов с Антильских островов. Он родился в Новом Орлеане, и у него было одно из тех латинских лиц, которые принято называть «лицами конкистадоров». Несколько капель черной крови здорово помогали в его ремесле. Цепочка генетических случайностей, в результате которой он появился на свет, позволяла ему, по мере надобности, сходить и за уроженца Южной Америки, и за метиса, и за еврея, и за араба. Его коллеги из ЦРУ говорили, что у него «рожа для всего сгодится», причем это отнюдь не было комплиментом, а его жена, прежде чем бросить его, поделилась с ним одним интересным соображением. Она сообщила, что в его лице столько благородства, что ей потребовалось два года, чтобы распознать его истинную сущность. Случалось, Руссо еще размышлял, с некоторым удивлением, над этой фразой и выводами из нее…

— Урожай фиников был в этом году особенно богатым, — заметил его водитель. — Но цены поднялись… Так уж сложилась ситуация, а, как и всегда, все определяет ситуация… Это прагматизм…

За полчаса его спутник дважды использовал выражения «все определяет ситуация» и «это прагматизм». Это Руссо тоже отметил. Человека можно опознать и по меньшему…

— В общем, очень скоро вы получите самые свежие цифры…

«Рено» остановился в квартале Бусаид перед виллой грязно-белого цвета в стиле «знавала я и лучшие времена». Наверное, прежде это место было оазисом, но лет пятьдесят тому назад сюда явился загнивать Запад в виде цементных вилл серого цвета, склонившихся набок телеграфных столбов и домов, что сначала смело вытягиваются над лачугами своими восемью этажами, а затем тотчас же начинают терять штукатурку, принимая нежилой вид.

Руссо поглядел вокруг с отвращением. Он терпеть не мог мест, где встречаются в уродстве Восток и Запад, чтобы предаться взаимным упрекам.

Его водитель с легкой долей иронии наблюдал за ним поверх своей трубки.

— Как я вас понимаю! — сказал он. — А ведь это еще время сиесты… Видели бы вы, на что это похоже, когда тут мотоциклы и грузовики… Жду вас здесь. Потом отвезу вас в отель.

Руссо взял свой портфель и вышел.

Англичанин тоже вышел, оперся о «рено» и принялся набивать свою трубку.

Руссо позвонил в дверь и стал ждать, одобрительно наблюдая за этим его мирным занятием. Он терпеть не мог стоять в уединенном месте спиной к человеку, которого не знал.

Небольшая «прагматичная» фобия, и у него не было никаких причин от нее излечиваться.

Они обменялись любезными улыбками.

Человек, открывший ему дверь, какое-то время его разглядывал, приняв по этому случаю настороженный и скрытный вид, какой бывает у врача, занимающегося подпольными абортами. На вид ему было лет шестьдесят, на нем был костюм из серой фланели, но его тело отличалось четко выраженным военным кроем. Он был небольшого роста, худой; живые карие глаза изучали Руссо с полным пренебрежением ко всем правилам такта и учтивости, принятым между хорошо воспитанными незнакомыми людьми.

— Если хотите, можете меня обыскать, — сказал Руссо, любивший незамысловатый юмор американских солдафонов.

Человек слегка потер пальцем верхнюю губу и строго сказал:

— Зовите меня Уоткинс.

— P.C.D.K.W., Уоткинс, вероятно? — спросил Руссо с благочестивой мыслью обо всех своих коллегах, давших себя убить, потому что излишне доверяли кодам, условным знакам и паролям. Под этим соусом вас съедали вернее всего.

Человек тотчас же протянул ему руку, этот жест, похоже, выражал поздравления, как будто Руссо только что совершил героический подвиг.

— Входите.

Они прошли через небольшой вестибюль, украшенный вешалкой и стулом. Руссо отметил про себя удобное окно, выходившее в сад. Большой кабинет был почти пустым, лишь письменный стол, два стула, картотека и фотография в пластмассовой рамке, на которой был изображен «Зовите-меня-Уоткинс» моложе лет на двадцать, но при полном параде: с лошадью, хлыстом, в форме и меховой шапке гвардейцев Ее Величества.

А он тоскует по прошлому…

Взгляд Руссо скользнул по портрету и по лицу хозяина. На лице уже не было небольших усов, которыми оно было украшено на снимке, но в остальном оно, похоже, не очень сильно изменилось.

Внезапно черты показались ему смутно знакомыми… Где-то он уже видел этого человека…

«Зовите-меня-Уоткинс» повернулся к окну и смотрел на улицу. Не меняя позы и едва разжимая губы, он начал говорить — при этом он стоял почти спиной к Руссо и его внимание, казалось, было обращено к небу, к птицам, к редким пальмам на другой стороне улицы.

— Я так понял, что вас послали сюда собрать достоверную информацию о положении вещей. Лондон попросил меня ответить на все ваши вопросы… Хорошо. Я ценю высокое мнение, которое, похоже, сложилось у ЦРУ о моей осведомленности… Что вы хотите знать?

Голос был сухим, отрывистым, и его суровость отлично сочеталась с холодностью глаз, не моргавших даже при ярком свете.

— …Или лучше начнем с самого начала. Что конкретно, вам кажется, вы знаете? А затем я постараюсь, как смогу, дополнить вашу информацию.

Руссо любовался золотыми часами с браслетом на запястье у «Зовите-меня-Уоткинса». Маленькое чудо швейцарского ювелирного искусства. Ничего общего с жалкими черными армейскими циферблатами. Не было никаких причин и для того, чтобы портрет «Зовите-меня-Уоткинса» в военной форме находился здесь, на пустом рабочем столе, перед носом у посетителей, в помещении, замечательным образом лишенном каких бы то ни было личных вещей. Да и металлическая картотека тоже была не очень убедительна. Руссо знал, что внутри там ничего нет.