Женский приговор - Мария Воронова Страница 20

За грустными мыслями Наташа не заметила, как доехала до дома. Поставив машину во дворе, она еще минуту медлила выходить, так силен был соблазн развернуться.

Вдруг нужно сейчас приехать к Альберту Владимировичу и все рассказать, чтобы он понял, что может доверять Наташе, как самому себе? Когда появляется хоть один человек, которому можешь открыться, жизнь становится намного лучше…

Наташа вздохнула и решительно вышла из машины. Никогда ты не убедишь человека доверять и любить, если он того не хочет.

Хороший день перешел в хороший вечер. Забрав Егорку из сада, Ирина вдруг обратила внимание, что сумерки еще не совсем сгустились и морозец хоть и крепкий, но не такой стылый, как зимой.

Быстро поужинав, они взяли санки и отправились в сквер. Сначала Ирина бежала во весь дух, катя Егора на санях, потом поменялись. Она осторожно села на дощечку, а сын, хохоча, пытался сдвинуть ее с места. Она пыталась отталкиваться ногами, чтобы Егору казалось, будто он везет мать, но в какой-то момент координация подвела, и Ирина повалилась в снег.

Вскочила, отряхнулась, и они побежали к «горке» – невысокому холмику в центре сквера. На плоской вершине установлен памятник героям революции, но это никого не смущало – в равнинном Ленинграде любая возвышенность на вес золота, и зимой тут кучкуются дети со всего района. Егор скатывался на санках, а Ирина несколько раз съехала с ледяной дорожки. Сначала на корточках, а потом осмелела и скатилась стоя, «на ногах». Мальчишки постарше разбегались, набирали ускорение и потом катились далеко-далеко, до самой кромки аккуратных кустов, которыми был обсажен сквер. Егор тоже захотел съехать «как большой», Ирина разрешила и страховала, готовая кинуться наперерез любому, кто захочет скатиться, пока ребенок не закончил свой полный опасности спуск. К счастью, обошлось, и, когда сын поднялся наверх, Ирина вдруг неожиданно для себя самой разбежалась и понеслась вниз по склону, выставив одну ногу вперед и балансируя раскинутыми руками.

И тут радость вдруг покинула ее. Ирина вспомнила, что одна, и никто не встретит у подножья горки с распахнутыми объятиями.

Она остановилась. Все должно быть не так! Разве может одинокая мать быть счастливой?

Привычное отчаяние уже готово было затопить сердце, но тут Ирина увидела, как Егорка несется к ней со всех ног и от избытка чувств кричит «бразды пушистые вздымая!». Ирина поймала его, прижала к себе крепко-крепко и закрутила, счастливая от того, что сын еще маленький и легкий и она пока может его поднять.

По дороге домой они зашли в булочную, работающую до восьми, и купили огромный рогалик, блестящий сдобным коричневым боком и обсыпанный сахарной пудрой, не удержались, сразу отломили по горбушке, так что у Ирины в руках осталась только середина рогалика. Заглянули в окно детского сада, расположенного на первом этаже соседнего дома. Егорка ходил в другой сад, а здесь разглядывал шкаф с игрушками. Это был ритуал.

Егор начал клевать носом, как только вошел в дом. Он быстро разделся, почистил зубки и все это время так сладко зевал, что Ирина тоже страшно захотела спать. Раз уж такое дело, она решила лечь пораньше и хоть раз в жизни проснуться выспавшейся и бодрой.

Как хорошо, что я взрослая и никто меня не заставит встать и чистить зубы, подумала она на границе сна и яви, и последней ускользающей мыслью пронеслось в голове, что сегодня первый вечер за очень долгое время, когда ей не хотелось выпить вина.

Ирине начало сниться что-то хорошее, радостное и такое понятное, как никогда не бывает наяву, но тут раздался телефонный звонок. Она вскочила с колотящимся сердцем – ночной звонок всегда к беде. Тряхнув головой, Ирина взглянула на часы. Всего половина десятого, еще приличное время, просто она рано легла.

– Алло, Ириша?

Услышав в трубке голос Валерия, Ирина окончательно расхотела спать.

– Что случилось?

– Можно я заеду?

Ирина пошатнулась, трубка едва не выпала у нее из рук. Неужели…

Сказав любовнику, что ждет, она заметалась по квартире. Так оно в жизни и бывает, счастье приходит так же внезапно, как и горе. Сегодня она еще отчаявшаяся разведенка, а завтра проснется почти замужней женщиной. Зато жена Валерия… А ну ее! С самого первого дня, как они с Валерием стали вместе, Ирина решила не сочувствовать этой женщине и вообще не принимать ее в расчет. Все эти штучки типа «на чужом горе своего счастья не построишь», это чушь, придуманная счастливыми и сытыми, чтобы уберечь свой мирок, который еще неизвестно как им достался. Всегда кто-то страдает, всегда. Если есть победитель, то есть и проигравший, а закон сохранения материи так ясно говорит: если где-то что-то прибыло, то где-то что-то убыло. Никогда не бывает так, чтобы ты взял свое и при этом ничего ни у кого не отнял.

Была бы хорошей женой, муж бы не искал любви на стороне, так что сама виновата.

Правда, Ирина была хорошей женой, а муж все же ушел, ну так его и мужем-то назвать можно было только из вежливости. Просто большой ребенок, решивший поиграть в жениха и невесту.

– Вот, кстати, от меня муж ушел, и я ничего, выжила. И ты выживешь, – сказала Ирина вслух. – Где написано, что от меня уходить можно, а от тебя нельзя? Я имею право на счастье не меньше, чем ты. И совесть мою ты не потревожишь!

Она лихорадочно заметалась по квартире. Обжитое, уютное жилье вдруг показалось ей тесным и вроде как недостойным Валерия. Квартирка действительно была маленькая, спроектированная с расчетом на минимальные потребности человека в пространстве. Кухня, как говорится, «узковата в бедрах», потолок на голове, зато две комнаты, и отдельные, а не смежные. Это жилье досталось Ирине от бабушки. Она часто бывала тут маленькой, а в детстве все кажется большим, так Ирина и выросла с пониманием, что квартирка очень даже просторная, а сейчас вдруг сообразила, как тесно Валерий чувствует себя в этой клетухе. Ну ничего, потерпят. Валерий – благородный человек и должен уйти от жены с зубной щеткой и сменой белья, все остальное оставить ей, это даже не обсуждается. Делить квартиру они точно не будут, но он разведется, женится на Ирине, пропишется, она быстро родит второго ребенка, и им дадут жилье попросторнее. «А если не дадут, можно и третьего, – нервно засмеялась Ирина, – я люблю детей».

Она быстро застелила постель и переоделась. Все домашние вещи показались ей недостаточно хороши, и Ирина выбрала нарядное летнее платье. Волосы оставила распущенными, зная, что Валерию так нравится.

От волнения Ирина не могла сосредоточиться, руки дрожали, сердце билось как сумасшедшее, а в голову лезли обрывочные, лихорадочные мысли о том, что у нее тут слишком простенько для такого человека, как Валерий. Поженившись, они с мужем сами поклеили обои, но на этом все. Ни финского унитаза тебе, ни кафеля. Сантехника сияет чистотой, это да, но она самого что ни на есть отечественного производства, и кухня тоже… Во многих интеллигентных домах люди облагородили свои кухни, сделав из них что-то вроде столовых, оклеили специальными обоями и поставили гарнитуры из дерева со встроенной мойкой, так что любо-дорого посмотреть, а у нее до сих пор белая плитка, жестяная эмалированная раковина и белые пластиковые шкафчики с алюминиевыми полосками вместо ручек. Пусть все чистое, без единого пятнышка, но уныло, тоскливо, неуютно. И на подоконнике у нее не красивые цветы, а пошлый лук прорастает в майонезных банках – витамины для Егора. Вдруг Валерию станет грустно, когда он поймет, что теперь эта кухня – его?