Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами - Мюриэл Спарк Страница 20
Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами - Мюриэл Спарк читать онлайн бесплатно
«Как там насчет уличающих документов?» — спрашивала сержант Энн Грей в непринужденно-дружеской манере. Она и впрямь была волнующе очаровательна.
Сэнди и Дженни завершили любовную переписку мисс Броди с учителем пения к середине семестра. Во время промежуточных каникул они гостили в маленьком городке Крейл на берегу Файфа у тетушки Дженни, которая проявила подозрительный интерес к их тетради, поэтому они, прихватив ее с собой, на автобусе, следовавшем вдоль берега, доехали до соседней деревни, сели у входа в пещеру и там закончили труд. Задача, стоявшая перед ними, была чрезвычайно деликатной: представить мисс Броди одновременно и в благоприятном, и в неблагоприятном свете, ибо теперь, когда их последний семестр под руководством мисс Броди подходил к концу, на меньшее они пойти не могли.
Требовалось доказать, что интимная близость имела место. Но не на обычной кровати. Подобная мысль годилась лишь для оживления уроков рукоделия, мисс Броди имела право на более высокий статус. Они поместили мисс Броди на Троне Артура [32], благородным абрисом напоминающем львиную спину, где крышей служило лишь небо, а ложем — папоротники. Необозримые луга простирались у ее ног, освещаемые вспышками молний и оглашаемые раскатами грома. Именно здесь нашел ее Гордон Лаутер, робкий и улыбчивый мужчина с длинным телом и короткими ногами, с золотисто-рыжей шевелюрой и усами.
— Не нашел, а взял ее, — уточнила Дженни, когда они впервые обсуждали этот эпизод.
— Взял? Нет, так нехорошо. Лучше: она отдалась ему.
— Она отдалась ему, — повторила Дженни, — хотя охотнее отдалась бы другому.
В последнем из цикла писем, законченного в середине семестра, говорилось:
«Восхитительный мой, только мой Гордон, твое письмо несказанно тронуло меня, как ты можешь себе представить. Но, увы, я вынуждена раз и навсегда отклонить предложение стать миссис Лаутер. По двум причинам. Во-первых, я предана своим девочкам, как мадам Павлова своему искусству, во-вторых, в моей жизни есть другой мужчина, чья ответная любовь ко мне не знает границ Времени и Пространства. Это Тедди Ллойд! Между нами никогда не было близости. Он женат на другой. Однажды, в кабинете рисования, мы растворились в объятиях друг друга и познали истину. Но я горжусь тем, что отдалась тебе тогда, среди папоротников Трона Артура, когда нас осеняла ревущая гроза. Если у меня будет ребенок, я отдам его на попечение какого-нибудь доброго пастуха и его жены; уверена, что мы сможем обсудить это спокойно, как люди, которых связывают лишь платонические отношения. Я имею право — для облегчения своей участи — иногда позволять себе неверность, потому что нахожусь в поре Расцвета. Поэтому мы сможем провести еще немало беззаботных дней в рыбацкой лодке на морских волнах.
Хочу довести до твоего сведения, что твоя экономка внушает мне беспокойство, она — как Джон Нокс. Боюсь, она весьма ограниченная особа, о чем свидетельствует ее невежество в вопросах культуры и ситуации в Италии. Умоляю, скажи ей, чтобы она не говорила: „Вы сами знаете дорогу наверх“, когда я навещаю тебя в Крэмонде. Она обязана провожать меня к тебе и докладывать о моем прибытии. И колени у нее прекрасно гнутся. Она только притворяется, что это не так.
Я обожаю слушать, как ты поешь „Эй, Джонни Коуп“. Но сделай мне завтра предложение даже сам герольдмейстер лорд-лайон, я бы отклонила его.
И в заключение позволь мне тепло поздравить тебя с твоей половой жизнью, а равно и с твоим певческим искусством.
С глубочайшей радостью,
Закончив это послание, они перечитали всю переписку от начала до конца, но никак не могли решить: бросить ли эти компрометирующие документы в море или закопать. Забросить что-нибудь с берега в море, как они знали, гораздо труднее, чем кажется. Поэтому Сэнди нашла в глубине пещеры сырую ямку, полузаваленную камнем, и они затолкали в нее тетрадь с любовной перепиской, и больше они эту тетрадь никогда не видели. После этого они отправились назад в Крейл по упругому дерну, исполненные новых планов и неподдельной радости.
— В этой склянке достаточно пороху, чтобы взорвать всю эту школу, — невозмутимым голосом сказала мисс Локхарт.
Она стояла за лабораторным столом в белом льняном халате, накрыв обеими руками стеклянную банку, на три четверти заполненную темно-серым порошком. Ничего другого, кроме мертвой тишины, которая воцарилась в классе, она и не ожидала, потому что всегда начинала первый урок естествознания этими словами, держа перед собой банку с порохом; первый урок был, собственно, даже не уроком, а демонстрацией наиболее впечатляющих объектов из имевшихся в кабинете. Все взгляды были прикованы к склянке. Мисс Локхарт взяла ее и осторожно поставила в шкаф со множеством других похожих сосудов, заполненных разного цвета кристаллами и порошками.
— Это бунзеновские горелки, это — пробирка, это — пипетка, это — бюретка, реторта, плавильный тигель…
Так она творила таинственный культ и, безусловно, была самой потрясающей учительницей старшей школы. Впрочем, они все были по-своему самыми потрясающими учителями школы. Здесь вообще была новая жизнь, можно сказать, новая школа. Здесь не было тощих наставниц вроде мисс Скелетон или тех дам, что заносчиво вышагивали по коридору мимо мисс Броди, цедя свое «доброе утро» со зловещей ухмылкой на губах. Казалось, здешним учителям не было никакого дела до чьей бы то ни было частной жизни, не имеющей отношения к преподаваемому предмету, будь то математика, латинский язык или естественные науки. К новым ученицам-первогодкам преподаватели относились так, словно те были не реально существующими людьми, а удобными для манипуляций алгебраическими символами, и поначалу ученицам мисс Броди это казалось очень занятным. Замечательными в течение первой недели были и ошеломительное разнообразие новых предметов, и необходимость перебегать из одного кабинета в другой в соответствии с расписанием. Учебный день был теперь волшебным образом наполнен для них незнакомыми формами и звуками, не имевшими ничего общего с обычной жизнью: благородными геометрическими фигурами — окружностями и треугольниками, загадочными значками греческого алфавита и чудным шипеньем и «плевками» греческих звуков, слетающих с губ учительницы, — «грапсстэ… псух…».
Несколько недель спустя, когда все эти придыхания и звуки начали обретать смысл, уже трудно было восстановить то ощущение увлекательной игры, какое они вызывали тогда, и представить себе, что греческий язык когда-то шипел и «плевался», а слово «mensarum» [33] звучало обрывком бессмысленного детского стишка. Вплоть до третьего класса современное отделение отличалось от классического только набором изучавшихся языков: современных на современном отделении и древних на классическом. Девочки, учившиеся на современном отделении, изучали немецкий и испанский, и когда на переменах они повторяли задания, коридоры оглашались удивительными звуками, напоминавшими какофонию наплывающих друг на друга иностранных радиоволн.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии