XXS - Ким Каспари Страница 20

Силой мне ничего не добиться. Поэтому я по­пыталась переключить Дасти на быстрый шаг и другие мысли. Я все время с ним разговарива­ла. Я говорила и говорила, а боли были все силь­нее и сильнее, это я заметила. Я очень испуга-

лась. Все время думала, что он вот-вот может лопнуть и умереть.

Время шло ужасно медленно, медленнее, чем на последнем уроке перед каникулами. Внезапно Дасти остановился и больше не соглашался сде­лать ни шагу. Стоял такой упрямый, повесил голо­ву и дышал очень тяжело. Было страшно. Снача­ла я как ненормальная дергала за уздечку и хло­пала его по крупу. Он не шевелился. От страха я начала ему объяснять, почему он должен двигать­ся. Я объясняла по-немецки и по-английски. Смешно утверждать, что он меня понял, но он и правда снова пошел и ходил, пока не появился ветеринар.

Все надо было делать быстро, и док попросил меня стать его ассистенткой. Я почти ничего не поняла, но действовала инстинктивно. Когда Дас­ти увидел шприц, то совсем ополоумел. Хотя он сильно ослабел от колик, но у него все еще было достаточно сил, чтобы кусаться, вставать на дыбы и лягаться. Ветеринар хотел попасть в сонную ар­терию. Боже, вот это настоящий подвиг — успо­коить такую лошадь! Я вывихнула себе большой палец получила два синяка на бедрах и огромный кровоподтек чуть выше колена. Он оказался осо­бенно болезненным. Но в тот момент я вообще ничего не почувствовала — как всегда, все ощу­щаешь позже.

Когда наконец ввели успокоительное, к Дас­ти нужно было еще подвести шланг, к которому прикрепили воронку. А потом я стояла полчаса, пока все, что нужно, не оказалось в глубинах его желудка.

Теперь Дасти снова бодр и весел. А у меня, ко­гда все закончилось, с сердца упала целая скала.

Нэнси сказала мне: «Лошади у тебя в крови, как и у меня». Она рассказала, что даже в школу ездила верхом и всегда привязывала свою лошадь к пальме. А потом пальма зачахла, не выдержав такого количества лошадиной мочи.

121

Воскресенье, 25 августа 1996

Теперь я снова живу у Лоренца в его гараже для гостей и вечеринок. Постепенно у меня появ­ляются серьезные мысли насчет отца. Я бы хотела знать, чем он занимается, что это у него за работа такая целыми днями и почему он постоянно куда- то ездит. Я решила все выяснить. Но это доволь­но трудно, потому что он мил со мной только на людях. Стоит нам остаться одним, он туг же пере­стает разговаривать, а если и открывает рот, то из него вылетают чрезвычайно приятные вещи типа: «Заткнись, а то врежу!», или «Не лезь не в свое дело, иначе получишь!», или «Где тебе понять, ты же такая дура!». До сих пор я все это глотала

молча, но постепенно такое поведение начинает выводить меня из себя.

Я рассказала об этом Теду, и он пообещал вы­яснить, что замышляет мой папочка. Поэтому се­годня он за ним проследил, но узнал только, что папуля доехал до ближайшей заправки и купил там сигареты. И больше ничего! Но мы все равно выведем его на чистую воду!

Правда, нужно торопиться, потому что через неделю мы улетаем. Какой кошмар!

122

Пятница, 30 августа 1996

Как быстро летит время! Такое впечатление, что оно хочет стать олимпийским чемпионом по бегу. Невероятно! У меня осталось каких-то жал­ких полтора дня! Нет, нет, нет, я не хочу возвра­щаться! Мне кажется, что я медленно просыпаюсь после прекрасного сна и окунаюсь в отвратитель­ную реальность.

К сожалению, что касается моего отца, Тед так и не сумел мне помочь. Всю последнюю неделю отец только покупал, причем всего четыре вещи. И все эти вещи начинаются на букву «К». Он по­купал книги, курево, киви и крупу. Больше ниче­го необычного он не делал.

Сегодня Тед возил меня на Дикки-Бич. Там так здорово! Прямо на пляже лежат обломки старого корабля. Мы хотели последний раз побыть одни и не расставались целый день. Тед решил, что в вос­кресенье поедет со мной в аэропорт.

Суббота, 31 августа 1996

Все семейство и друзья в последний раз собра­лись здесь, в Ти-Три-Хилл. Взрослые праздновали, а я с мальчишками еще раз поехала на наше поле и еще раз попробовала грибы. На этот раз все прошло хорошо, у меня не было диких фантазий, только галлюцинации. За мной летала пара стуль­ев, ко мне подошел огромный белый медведь, а в остальном мое путешествие удалось. И все равно я больше не прикоснусь к этим волшебным грибам, для меня это слишком сильный стресс. Не говоря уж о том, что я понятия не имею, где до­стать такие грибы в Германии.

Когда мы вернулись к дому Лоренца, они еще праздновали. Все напились так, что даже не по­няли, что мы не в себе. Или наоборот?

Все парни спали у меня в гараже.

Воскресенье или понедельник,

1 или 2 сентября 1996

Наконец-то я перестала рыдать. Вот уже не­сколько часов я снова сижу в самолете. Я даже не посмотрела на часы, за окном темно, я понятия ие имею, где мы находимся. Надеюсь, где-нибудь между Австралией и Германией. Чем ближе к Гер­мании, тем хуже у меня настроение.

Я уже сейчас очень скучаю по Теду. Я знаю, что никогда больше его не увижу. Хотя мы и об- 124 менялись адресами, ио что толку. Чтобы увидеть­ся, нужно обогнуть половину земного шара и вы­ложить за это больше двух тысяч немецких ма­рок. Я дала себе слово полететь в Австралию, как только у меня появятся деньги. Но ждать придет­ся довольно долго.

Мне уже сейчас все действует на нервы. Мне действует на нервы мой отец, который тихонько похрапывает себе под нос. Мне действует на нер­вы кондиционер, потому что напоминает мне о не­мецком климате. Мне действует на нервы царящая здесь ужасная тишина.

И мне действует на нервы безысходность, ко­торая все приближается и приближается. Если бы я могла, я бы распахнула дверь и выпрыгнула, по­бежала бы или поплыла назад к Теду. Но это не

так просто, если несешься прочь со скоростью больше восьмисот километров в час на высоте бог знает сколько киломётров над землей.

Снова стало светло. И снова кто-то умер! Я совсем перестала что-либо понимать. Постепен­но у меня появляется такое чувство, что смерть входит в привычку. На этот раз мне пришлось смотреть. У старой дамы наискосок от нас начал­ся сердечный приступ. Спрашивали, нет ли среди пассажиров врача, и один нашелся. Члены эки- пажа положили даму в проход, рядом со мной, JL wO и пытались ее оживить. Но напрасно. Она умер­ла. Я видела, как врач заполнял свидетельство о смерти. Женщина была маленькая, бледная, с белоснежными волосами. Ужасно! Наконец ее положили на носилки и унесли. На этот раз они совместили заправку и вывоз трупа. Так что нам не пришлось приземляться дважды. Мне было очень жалко старичка, вдовца. Он все еще пла­чет. Я тоже поплакала, потому что показалась себе ни на что не годной. Все пассажиры сиде­ли и ничем не могли помочь. Очень неприятное чувство.

Почему такие вещи происходят всегда, когда я в самолете? Кто-нибудь может мне объяснить?