Одни в океане - Йенс Рен Страница 20

А что ему еще оставалось! Дьявольски мало чего.

Он рассуждал: сейчас вторая половина дня, ближе к вечеру. Ночь – это не проблема, с ней я справлюсь. Но завтрашний день? Сегодня ночью мне нужно бодрствовать, тогда завтра я просплю целый день, и так будет лучше всего. Следующую ночь тоже можно еще выдержать. Но потом?

– А время скорехонько проходит, – сказал он и даже не усмехнулся. – Вечер, ночь, утро, день и так далее. Все пройдет. И никто не придет. Время приходит и уходит, и в этом нет ни для кого ничего губительного. Кроме как для меня. Раньше можно было потерять в беге времени что угодно. Здесь уже больше нечего терять. Только если самого себя.

Он прислушался к своему дыханию и стал считать вдохи и выдохи. Каждый миг дыхания было неповторим и уходил навсегда. С каждым вдохом он все больше приближался…

Приближался? Ты знаешь – к чему, подумал он и перестал считать. Легкие его усердно продолжали дышать, словно ничего не случилось.

Он закурил. Ему срочно нужно было что-нибудь делать. Он больше не мог размышлять над тем, когда наступит конец.

Он обследовал глазами горизонт. Чтобы лучше видеть, он встал. Но горизонт был чист. Ему снова вспомнился мертвец. Ведь Однорукий должен все еще плавать где-нибудь тут вокруг? Нет, его больше не видно.

– Значит, совсем один, – сказал он.

– Один, – произнес он громче и очень медленно и прислушался к отзвуку.

Остаток сигареты он выбросил за борт. Разве он не собирался что-то сделать?

Он снова достал бумажник Однорукого. Письмо от Бетси он отложил в сторону. Его он прочтет потом. Не спешить, потихоньку. У него ведь есть время. Он попробовал автоматическую ручку. Ручка работала отлично, что ж удивительного, «паркер-21», ты же видишь! Он что-то нацарапал в его записной книжке и рассмеялся, когда разобрал, что написал. Конечно, он написал свое имя.

– Ведь имя и есть самое главное, – сказал он. – Когда ничего другого уже нет, имя все равно остается, даже если человека звали, например, Мюллер VIII.

Мысли его полностью сосредоточились на том, что он теперь задумал. Однако он наблюдал за собой так, словно стоял рядом с собой. Так, словно смотрел на постороннего.

Найдя в бумажнике купюру в десять долларов, он воскликнул:

– Вот этого мне как раз и не хватало! Деньги! Официант, пива!

Бог мой, какой идиотизм, оказаться здесь при деньгах! Деньги, ну конечно, здесь самое подходящее место и самое подходящее время для них.

Он тщательно осмотрел купюру и понюхал ее.

– Воняет как обычно, – сказал он. – Эту вонь люди обожают. Официант! Где мое пиво? – крикнул он. – Вы можете разменять мне десять долларов?

– Осторожно, осторожно! – сказал он себе, потому что мысль о пиве создавала ему лишние трудности. Картина множества бокалов пива, янтарного цвета, запотевших снаружи и с белой шапочкой пены сверху. Он снова сглотнул. Лучше постоянно думать о деньгах, рассуждал он, в разных вариантах, тогда быстрее пройдет. Он снова понюхал купюру, и запах в самом деле отвлек его от навязчивого видения пивных бокалов. Отвратительный запах. Ах, какой прекрасный запах!

– Любезные денежки, – произнес он и скомкал купюру. И тут ему пришла в голову чудесная мысль.

– На это и сигареты не жалко! – произнес он и поджег купюру спичкой. А потом прикурил сигарету от горящих десяти долларов. Он крутил бумажку во все стороны так, чтобы она сгорела полностью. Пока деньги горели, он представлял себе лица людей. Что бы они сказали? «Вы, наверное, с ума сошли!» – непременно сказали бы они. А бизнесмен, обычно такой приветливый, попытался бы отобрать у него деньги. Если номер еще не поврежден, в банке обменяют. Кого? Денежную купюру или бизнесмена?

Другой отменно развлекался, и это доставляло ему удовольствие.

Или молоденькие девицы, такие падкие на деньги, почище самого сатаны? Да что там, его просто засадили бы за решетку. Тот, кто сжигает деньги, – сумасшедший. Это же ясно. Полный дурак тот, кто сжигает деньги. А потом, посмотри, какие глаза у этих людей. Деньги пропадают, говорят эти глаза, дай их лучше мне, лучше мне, мне, мне…

Это все явные признаки патологического мышления, с удовольствием поставил себе диагноз Другой… но глаза людей – как вакуумные присоски, нацеленные на деньги: где же он раньше видел это с такой отчетливостью? Ведь он помнит их?

НУ КОНЕЧНО, ЭТО БЫЛО В СОПОТЕ, ЕЩЕ В САМОМ НАЧАЛЕ войны. В казино.

Он играл в баккара и понятия не имел, как надо играть. Время от времени за него играл крупье. Ставки были в основном очень высокими. Он сидел рядом с отлично одетым господином, который был, кажется, кирпичным фабрикантом, во всяком случае, он так выглядел. Он велел принести себе пиво и наблюдал за холеными руками крупье, который с обезьяньей ловкостью жонглировал картами. Большим, плоским ножом он собирал деньги, фишки и карты, проделывая это с артистичной виртуозностью.

Когда нож двигался по сукну стола, люди подавались вперед и смотрели вслед своим деньгам. Банк держал маленький, помятый человечек со взглядом, расширенным от атропина. Вытаскивая из колоды три карты, он потел. Все как загипнотизированные смотрели на повернутые рубашкой кверху карты. Крупье держал свой нож так, словно собирался снести кому-нибудь голову, не сходя с места. Кирпичный магнат затягивался мокрыми губами. Дамы в вечерних туалетах благоухали; украшения на них были, без сомнения, настоящими. «Са va!» [27]– сказал крупье и очистил стол быстрым движением своего ножа. Помятому повезло. Люди выпустили из легких воздух, неотрывно глядя на выигрыш. Игра продолжилась. Он пошел в бар «Индра» напротив, сел в углу возле узкой барной стойки и позволил черной как смоль барменше смешать ему что-то иностранное. Он пил варварски крепкое пойло и все никак не мог забыть глаза игроков. Пил он быстро и много. Наконец все стало казаться состоящим из одних только глаз. Стены бара доверительно подмигивали ему тысячью глаз. Мужчины и женщины в баре смотрели друг на друга глазами с монету в пять марок. Барменша тем временем врала ему что-то про свою жизнь и усердно выпивала вместе с ним. Пианист барабанил этюды и гаммы в ритме танго.

Он напился, чтобы забыть наконец про глаза. Когда он уходил, уже светало. Утренний воздух был удивительным. Он прогулялся до створа большого причала. Подождал, пока взойдет солнце. А потом отправился на свою лодку.

Он так никогда и не забыл этих глаз.

Значит, глаза он помнил. Что было невероятно банальным. Даже в воспоминаниях та ночь была глупой и бессмысленной. Как он только мог так бездарно проводить время?

Купюра тем временем полностью сгорела, и он выбросил пепел за борт. Так, больше денег у него не было. Он почувствовал облегчение.

На мгновение он прекратил осмотр портмоне. Снова приближался вечер, слава богу. Боль в плечах и руках немного утихла. Только в том месте, где терли брюки, еще сильно жгло. Он старался как можно меньше двигаться.