Бунт Афродиты. Tunc - Лоуренс Даррелл Страница 20

Как отказаться от подражания реальности — вот в чём проблема, вот в чём сложность. Как вернуть человеческой геометрии свойство чуда — вот в чём загвоздка. У меня такое ощущение, что этот мрамор упрекает нас не за более развитую науку и более надёжную технику, но за духовное оскудение. В этом главное. Не инструменты наши подводят нас, но бедное воображение. И всё же… до какой степени они осознавали, что делают? Может быть, подобно нам, они чувствовали фатальную трещину, видели гибельную струю, просачивавшуюся в фундамент, пока они строили? Ответа мы никогда не получим — слишком поздно. Но мы, как и они, возможно, были посланы сюда попробовать продлить бесконечность. Иначе для чего нам изучать все эти мраморные обломки? Наша наука — бесплодная повитуха, так можем ли мы заставить её рожать?

Ну а бренный человек, спросите вы? Что с его жильём? Мы, конечно, можем видеть, что частный дом — это неявный нарциссический образ его обитателя, явленный в самых утилитарных формах. Голова, желудок, грудь. Гостиная, спальня, кухня. Не буду вдаваться в подробности. Тут всё, до последней дырки. Лучше я рассмотрю город, небольшой город, чья форма может отражать и занятия его обитателей, и их вероисповедание. Тот же Витрувий, в согласии с классическими представлениями, описывает пуп как центральную точку человеческого тела. На мой взгляд, утверждение, что действительным центром является детородный орган, куда привлекательней для того, у кого член всегда наготове. Но попалось оно мне лишь однажды, и в несколько непристойном тексте — у Варрона! Но может быть, это была обычная римская политика, попытка принизить значение дельфийского Омфала как истинного центра мира? Это было очень по-римски, очень хитро — попытаться вытеснить глубоко укоренённый матриархальный принцип и установить право отца, чтобы способствовать укреплению государства. Так тоже может быть. Давайте на минутку остановимся на самом городе.

Вы помните, какой ритуал совершали при его закладке, в особенности средиземноморские народы? Он строился вокруг предварительно намеченного центра, так называемого mundus [41]Этим центром было круглое углубление в земле, обычная яма, — жертвенник, куда клали первые фрукты и прочие жертвенные дары. Затем происходил ритуал установления территории города, когда плугом проводили пограничную линию вокруг mundus'a. Эта яма, или fossa, нижняя часть которой символизировала священное dismanibus [42]душ умерших и богов подземного царства, наполнялась приношениями и закрывалась круглым камнем, который назывался lapismanalis. Вы заметили, какая связь устанавливается между urbs [43]и mundus?

Далее начинают действовать другие факторы, ведущие своё происхождение, возможно, от полузабытых комплексов, — как, например, искупительное жертвоприношение при строительстве, дожившее до сего дня. Возвращаясь домой, обратите внимание на каркас нового гимнастического зала в Панкратионе. Сегодня рабочие убили петуха и смазали его кровью колонны. Да что далеко ходить, разве вон те кариатиды не говорят нам ясно о подобном жертвоприношении? Если их когда-нибудь вскроют или они сами разрушатся, не увидим ли мы внутри одной из них останки женского тела? Это был распространённый и очень древний обычай. В вашей великой эпической поэме о мосте в Арте упомянута та же церемония — девушку замуровывают в мол. Этого обычая продолжали упорно придерживаться долгие времена. Глупость заразительна, и общество всегда стремится к тому, чтобы болезнь имела повальный характер.

Теперь рассмотрим вопрос ориентации, важный для жителей и верующих, чтобы они могли определяться в магнитном поле (как бы мы теперь сказали) Космоса, которое, исходя от звёзд, оказывает на них влияние. Астрология тоже имела решающее слово при закладке храмов и городов. Со Спикой [44]сверялись ещё древние — люди, жившие задолго до снобов, возведших это святилище. В те времена эти измерения производились важным лицом, царём, и производились точно, при помощи двух колышков, между которыми натягивалась верёвка, и золотого молотка. Жрица вбивала один колышек в землю в предварительно освящённом месте, затем царь находил на небе созвездие Тельца, его переднюю ногу. Глядя сквозь прицел своеобразной причёски жрицы, он натягивал верёвку точно по линии от копыта Тельца до Спики, брал второй колышек. Бац! Ось будущего храма обозначена.

Мобего, бог нашего времени, не требует от нас подобных усилий. Но тогда, возможно, мы подсознательно стремимся и к уничтожению и разрушению? В конце концов, мы создаём своих героев по нашему собственному подобию. Калигула или Наполеон оставляют огромное отвратительное родимое пятно на сальной дегенеративной коже нашей истории. Разве мы не довольны? Разве мы не заслужили их? Что до научного взгляда — это тот взгляд, который предлагает сомнительные мнения, претендующие на незыблемость универсальных истин. Но идеи, как женские наряды и болезни богачей, меняются по прихоти моды. Человек, как шимпанзе, не может надолго на чём-то сосредоточиться; он зевает, ему нужно разнообразие. Что ж, тогда рождаются Декарт или Лейбниц, чтобы его развлечь. Ему могло бы хватить и старлетки, но бедняга вынужден принять эту слишком щедрую награду за умственные усилия.

Мы все предположительно пилигримы, все предположительно находимся в поиске; но на деле это относится к очень немногим из нас. Большинство — беспросветные кретины, симулянты, ничтожества. Все великие космологии потеряли свою значимость по вине человеческой лени. Превратились в богадельни для увечных, пункты скорой помощи для потерпевших катастрофу.

Ипполита, мало что понимавшая в речи Карадока, слушала его уныло, хотя и с некоторым облегчением. Но Карадок нёсся вперёд, волосы развеваются, голос гремит. Меня заботила только моя чёртова коробочка. Я беспокоился, как бы лёгкий ветерок, попадая в микрофон, не записался звуками ударов и скрежета.

— Для меня, — продолжал Карадок, — является несомненным, что геометрические формы, которые мы используем в нашем строительстве, есть проекция форм биологических, и подобное заимствование мы можем видеть в постройках других животных или насекомых, птиц, пауков, змей и так далее. Материал не диктует форму, а лишь заставляет видоизменять её, с тем чтобы паутина паука действительно удерживала муху, птичье гнездо действительно было уютно для яйца. И то, какую роль во всём этом играет секс, — тёмный вопрос. У кальмаров и осьминогов, например, мужские особи имеют особое щупальце, которым они переносят семя в женскую, вводя сперматофору в мантию дамы. У наутилусов женская особь хватает и удерживает подобное щупальце, пока оно не отрывается. Паучихи поступают иначе: кончиком лапки, как шприцем, они набирают сперму и переносят в себя, но прежде паук должён выделить её в особую паутину, которую ткёт с этой целью. Собственно, присутствия паучихи и не требуется. У амбистом, однако, самка задней лапкой подбирает капсулку спермы и вводит её в себя — способ, облегчающий труд самцам, который девочкам миссис Хенникер стоило бы применять в отношении престарелых клиентов. У птиц иногда происходит сбой, и яйцо способно образовать гинандроморфные формы, наполовину мужские, наполовину женские. Представьте себе! В самой маленькой постройке скрыты вековечные знания.