Съешь меня - Аньес Дезарт Страница 20

— А с чего вы решили, что он лучший в мире официант? — спросила я.

— Он так любит свое дело! — ответили они.

— Вы давно с ним знакомы?

— С прошлого года. Он тогда работал в «Шамроке», в кафе возле лицея.

— Значит, в песочнице вместе не играли?

Они не поняли моего вопроса. Я не стала настаивать. Оказывается, Бен вешал мне лапшу на уши. Хотя кое-что оказалось правдой. Он действительно родился и вырос в этом квартале и знал всех здешних жителей. Я поняла это сразу, со дня его появления. Мы едва успели прибрать на кухне, как на пороге появился Венсан с розой в руке. Он ничуть не удивился, увидев Бена. Ему кивнул, мне вручил розу, сел за столик.

— Чашечку кофе?

— Если можно.

— Я наняла Бена официантом.

— И правильно сделала, — отозвался он рассеянно.

И забарабанил пальцами по столу. Встал. Снова сел. Он явно нервничал. Замурлыкал что-то себе под нос, потом принялся насвистывать. Вскочил, подошел к моей книжной полке. Вернулся к столику.

Я принесла ему чашку кофе и села напротив. Он посмотрел на меня и принужденно улыбнулся, не разжимая губ. В этот момент он был похож на лягушку.

— На тебя что, опять свалилась удачища?

Он отрицательно покачал головой, по-прежнему натужно улыбаясь.

— Знаешь, — выдавил он еле слышно, — все, что я наговорил тебе в прошлый раз, — ерунда, на самом деле я так не думаю.

У меня в памяти провал величиной с озеро Мичиган. О чем это он?

— То есть иногда, конечно, — продолжал он. — Но это ничего не значит… Ты же понимаешь. Я не осуждаю, просто констатирую факт. Никаких обобщений.

Вспомнила: евреи и деньги. Бедняга Венсан! Как же он убивался!

— Да мне плевать, — сказала я ему.

— В смысле?

Обиделся! Этого еще не хватало.

— Плевать на подобные высказывания. На деле все гораздо проще. Или сложней.

Пока мы говорили с Венсаном; пока я пыталась объяснить, что не считаю его антисемитом, а он хотел, чтобы я призналась в своем еврейском происхождении; пока мы отстаивали каждый свое, при том что делить нам было решительно нечего; пока он убеждал меня в своей благожелательности, а я его — в полнейшем к нему доверии, в ресторане происходило что-то странное. Я не сразу сообразила, что именно, поскольку была поглощена нашим жарким спором. В то время как мы выясняли отношения, зал наполнился людьми.

Посетители заняли все столики, некоторые встали у стойки. Двое работяг в спецовках, дама в шикарном пальто и изящных очках, лысый коротышка в плаще, замотанный шарфом. Бен всех обслуживал, обносил кофе, сухим белым вином. Даже раздобыл где-то ананасовый сок. Я поневоле смирилась с очевидностью: «У меня» теперь настоящий бар. Задымились сигареты, ощетинились пепельницы. Мужчина лет пятидесяти с усталым невзрачным лицом закричал с порога:

— Привет, Бен! Будь добр, чашку кофе.

— Я мигом, доктор, — отвечал мой официант.

Работяги в спецовках поели и собрались уходить.

— До встречи, Бен, — попрощался один из них.

— Что за бардак? — раздраженно спросила я у Венсана.

Медленно оглядела незнакомую публику, собравшуюся «У меня», хотя я никого не приглашала. На витрине не написано: круглосуточное обслуживание. «У меня» не пивная, не бар. Поздно щелкать клювом. Нелюбовь к названиям сыграла со мной злую шутку. Я не решилась встать за стойку. Пусть окружающие считают, что я такая же посетительница, сижу с приятелем, пью кофе. Не знаю, пришлось ли мне по вкусу открытие, что я так мало значу в собственном предприятии. В то же время меня разбирал смех.

— Бен — паренек местный, — объяснил Венсан причину внезапной популярности моего ресторана. — Его тут все знают. Жизнь у него — как бы это сказать? — была непростой. Он много на улице болтался. Родители у него…

Он умолк. Не потому, что раздумал посвятить меня в семейные тайны официанта Бена, а потому, что я внезапно вскочила и заторопилась к своему благодетелю, чтобы выяснить, почем он берет за чашку кофе. Мы с ним не успели договориться о ценах. А касса между тем звенела вовсю. Воистину мое легкомыслие беспредельно!

Бен шепотом сообщил, что берет за кофе один евро в зале и семьдесят пять сантимов у стойки. Да, дешево, он это знает, но считает, что так и нужно, таков мой стиль. Зато за белое вино — целых три евро. Втридорога. А как иначе? Если не повысить цены на алкоголь, соберешь у себя всех окрестных выпивох. Он знает, что с ними я вряд ли слажу, не стоит и пробовать.

— А за ананасовый сок?

— Два евро двадцать.

Зачем понадобились эти двадцать сантимов? Бен их взял с потолка, доверившись своему коммерческому инстинкту. Два двадцать звучит солидно. Заманчиво. У гостя создается впечатление, будто он сэкономил тридцать сантимов. Их-то он и добавляет для ровного счета в качестве чаевых. Прямая выгода.

Уходя, Венсан положил на стол один евро. Я уставилась на монетку. Она сияла полной серебряной луной на темно-бордовом пластике. Возвещала новую эру. Я не решалась взять ее. Подняла глаза на Венсана. Он улыбнулся.

— Мазел тов, — сказал он. — Это тебе на счастье.