Стрекоза ее детства - Мартен Паж Страница 20

— Ты бесподобна, дорогая.

Зора со вкусом затянулась сигаретой, придирчиво оглядывая Фио в ее новом наряде.

— Но это платье тебе как корове седло, — холодно добавила она.

Они посмотрели друг на друга и прыснули со смеху. Фио попробовала было продефилировать, изображая из себя тощую манекенщицу под метр девяносто. И полностью провалилась в этой роли, несколько раз чудом удержавшись на ногах. Фио решила отнести платье в приемный пункт вещей в пользу бедных. Зато черный повседневный наряд Зоре понравился. Фио решила его оставить и надевать по торжественным случаям.

Рождественская елка слегка наклонилась, хотя подруги с четырех сторон обложили ее ствол кирпичами. У них разгорелся спор, украшать ли елку гирляндами и разноцветными шарами. В итоге внесенное Фио предложение победило единогласно: не наряжать. Весь пол уже был устлан иголками.

Для праздничного стола они выбрали «gänsläwer-terrine» — пирог с цыплятиной и гусиной печенью в трюфелях, и еще какой-то «ganzeltopf» неизвестно из чего (хозяин кулинарии говорил с сильным швейцарским акцентом). Первый десерт подкупил их своим названием: «Маржолен моего папы». Но поскольку одного десерта всегда оказывается мало, они дополнили его горячим куличом с вишней и мороженым с корицей и вишневой наливкой. Неторопливое застолье сопровождалось: бутылкой белого эльзасского вина «Tokay Pinot Gris» позднего урожая 1992 года, бутылкой «Riesling» 1993-го и двумя «Shorts de Partagas», — в общем, это не могло считаться даже Токсичной Вечеринкой. Праздник получился чудесный и тихий; в эту ночь Зора впервые заметила, что у сигареты, которую держишь в левой руке, вкус определенно хуже, чем у той, что в правой. Фио подарила подруге мундштук, а в подарок получила солнечные очки. А потом, любуясь рассветом на крыше дома под снежным фонтаном, бьющим из пушки, они преображали мир: придумали для него новый вид птиц с крыльями в шотландскую клетку, поскольку именно таких в природе не хватало, а на Землю нахлобучили шляпу, чтоб она лучше смотрелась.

Очевидно, где-то среди рождественских подарков Шарль Фольке все-таки отыскал свои хорошие манеры. Во всяком случае, на этот раз он тактично постучался в дверь квартиры, постаравшись даже придать приятный ритм своему постукиванию пальцем по металлу.

— Раздавленные окурки, разбросанные по ступеням, просто великолепны. Нет, правда, отлично.

Некоторое время Фио молча смотрела на манерного юношу, постепенно приходя в себя. Не то чтобы она много выпила, просто сочетание снега с изысканными деликатесами подействовало оглушительно. Здесь бы пригодился аспирин.

— Веселого Рождества, — сказала Фио.

— Веселого Рождества. То есть я… в общем, держите.

Он протянул Фио букет, который прятал за спиной; несколько лепестков упали на пол. Выбирая цветы, он сознательно отказался от красных, поскольку красный — это цвет страсти, а он никак не хотел, чтобы его заподозрили в чем-то подобном. Ведь он так обаятелен и знаменит, что устоять перед ним просто невозможно. Но хотя все считали его дон жуаном, на самом деле никаким дон жуаном он не был: у него был красивый роман с подругой детства, но он предпочел бы умереть, нежели в этом признаться. Он во всем стремился к элегантности, как в одежде, так и в своих суждениях, а потому заботился, чтобы его взгляды соответствовали его прическе и гармонировали с цветом рубашки. Моногамия могла сойти за дурной вкус. Он частенько рассуждал о сексе в своих обзорах, и многие считали его специалистом по этому вопросу. Он и рад был оказаться специалистом в какой-нибудь другой области, но секс теперь в моде, и это не его вина; о наркотиках — другой пикантной теме дня — он запретил себе говорить после смерти одного из своих друзей от передозировки. Его репутацию заметно укрепили проводимые им оргии милосердия, концепцию которых он придумал сам. Прибыль, получаемая от проведения вечеринок за счет реализации презервативов, алкоголя, фаллоимитаторов и прочей утвари, шла на благотворительные цели. Последняя оргия милосердия позволила собрать средства на строительство больницы в Афганистане и отправить туда многие тонны книг и продовольствия. Благодаря нескольким децилитрам спермы и морю оргазмов бедняги из далекой страны смогут наконец нормально питаться, получать медицинскую помощь и учиться читать.

В отношении Фио Регаль он должен был выполнить миссию, возложенную на него Амброзом Аберкомбри. И если девушка вдруг влюбится в него, это лишь все усложнит. Разговаривая с ней, он не раз упоминал о своей невесте, желая избежать всяческой двусмысленности.

— Спасибо. Сожалею, но у меня нет подарка…

— Знакомство с вами самый большой для меня подарок.

На самом деле так оно и было, но Шарль Фольке вдруг заметил, что, пожалуй, ляпнул лишнее. Ведь даже если она больше, чем кто-либо заслуживает комплиментов и лестных слов, он не должен утомлять ее своими восторгами. В первую очередь, он должен думать о возложенной на него миссии. Он станет для Фио человеком, на которого она сможет положиться, который всегда будет сохранять трезвость мысли и присутствие духа. Одним словом, настоящим профессионалом. Профессионалом, на дружескую поддержку которого она всегда сможет рассчитывать. Ведь на нее будут оказывать такое давление. Он должен заслонить ее, стать для нее опорой, не позволить обстоятельствам сломить ее. Бесстрастность сблизит его с юной художницей, сделает их вроде как на равных. К тому же как душеприказчик Амброза Аберкомбри он выполняет последнюю волю умершего. А значит, выступает не просто как Шарль Фольке.

— Можно отснять и сделать выставку, — Шарль Фольке кивнул на горы окурков, — или же видеоролик… В этом что-то есть.

— Это моя соседка. Она сама ненавидит убираться, но и мысль о том, чтобы кому-то платить, ей невыносима.

— Я мог бы с ней познакомиться?

— Если хотите, но, боюсь, вас она тоже возненавидит. Не принимайте близко к сердцу — Зора ненавидит всех подряд.

— Так это ее имя я видел внизу, у входа? Зора Марпрелат, манекенщица?

— Только не говорите ей о моде. Это может плохо кончиться.

— А на каком этаже она живет?

— На всех.

Фио пригласила молодого человека войти. Шарль Фольке хотя и не подавал виду, но был потрясен. Нет, не в дневнике он напишет про Фио Регаль, он посвятит ей отдельную книгу, которую озаглавит «Жизнь Фио Регаль, написанная другим» с намеком на автобиографию Челлини [11]— одну из его любимых книг. Он уже не сомневался, что впереди его ожидают самые неожиданные сюрпризы.

Порой в тяжелые минуты, после слишком обильных возлияний, когда он оказывался один, в клубном кресле, со следами блевотины в уголках рта, самые мрачные мысли лезли в его голову, обычно столь беззаботную. В такие моменты ему казалось, что он живет лишь для того, чтобы рассказывать историю, в которой сам не участвует. Его светские хроники прославили его куда больше, чем собственные работы, которые, правда, только выигрывали от того, что он постоянно мелькал в средствах массовой информации. Его картины пользовались успехом, потому что люди видели его по телевизору, потому что он такой славный и блестящий молодой человек. Но в действительности история искусства вершилась без него. У него были свои темы, свои герои, но никто и никогда не поставит его творения в один ряд с работами Фио Регаль. Те, кто считал, что он обладает большой властью и оказывает заметное влияние на современное искусство, даже не догадывались, сколь призрачна эта власть. Его узнают в лицо, его имя упоминается по сто раз на дню, и все это не имеет никакого значения, поскольку однажды он умрет и в гробу ничем не будет отличаться от простых смертных. Он мог сколько угодно бороться и убеждать в значимости своих творений, отовсюду слышать крики «браво», но при этом ничего особенного собой не представлять. А кто-то другой, кто ничего и не требует, будет просто делать свою работу, без всякой мечты о славе в веках, и вот он-то все и получит. Это слишком несправедливо.