В незнакомой комнате - Дэймон Гэлгут Страница 20

Жером внимательно слушает, время от времени по-французски вставляя вопрос или комментарий. Но когда я обращаюсь непосредственно к нему, лицо его напрягается от смущения и он просит помощи у других.

— Он не понимает, — говорит Кристиан. — Спрашивайте у меня.

Таким образом, вопрос Жерому приходится задавать Кристиану, который переводит его, а потом переводит мне ответ. То же самое повторяется, когда Жером спрашивает о чем-нибудь меня. Мы смотрим друг на друга, но разговариваем с Кристианом. Это придает разговору причудливую официальность, через которую не может пробиться ничего личного. Я не могу спросить то, что хотел бы спросить: каковы его отношения с Кристианом, что связывало их во время долгого путешествия по Западной Африке. Когда обмен основной информацией заканчивается, кажется, что сказать больше нечего.

В тот же день налетает ветер, и поверхность озера покрывается рябью. Потом паром начинает раскачивать, на все происходящее накладывается легкая тошнота. Когда садится солнце, внезапно становится очень холодно. На возвышенной части палубы он лежит голова к голове с Жеромом. Когда, устраиваясь на ночлег, он закатывает глаза и смотрит назад, видит Жерома тоже глядящим назад. Один застывший миг они смотрят друг другу в глаза, потом оба отворачиваются и пытаются заснуть.

На самом деле уснуть толком не удается, паром мотает из стороны в сторону, а палуба твердая и неудобная. Прямо над ними висит гигантский металлический крановый крюк, и вся его подспудная тревога сосредоточивается на этом крюке — что, если он сорвется, упадет. Он просыпается от бессвязных снов и каждый раз видит темный контур крюка, отштампованный на небе. Ночь звездная и бездонная, и в самом ее зените сконцентрировался в одну точку его страх.

Утром все с трудом поднимают свои одеревеневшие тела с палубы, зевают и трут шеи. Разговоры возобновляются очень не скоро, но даже когда все вокруг него уже галдят, он чувствует себя не расположенным к словам. Он утомлен, раздражен и с неудовольствием думает о предстоящей высадке на берег. Вскоре они причаливают в Нката-Бей. К этому времени уже начинается жара, и он не завидует им, потому что у них впереди еще долгое плавание на север, они прибудут на место только завтра. Прощаясь с ними на палубе, он на сей раз знает, что больше никогда их не увидит. В плотной толпе он сходит на берег. Судовой гудок издает скорбный рев.

Он взваливает на плечи багаж и под палящим солнцем отправляется в пансионат, находящийся в десяти километрах от города. Он приходит туда через несколько часов. Вид прелестный, цепочка коммунальных бамбуковых домишек на сваях тянется вдоль самого берега. Он раскладывает спальный мешок в одном из них, переодевается в шорты и идет плавать. Оставив полотенце у кромки воды, он уплывает далеко от берега, где волны мощные и резкие. На берег он возвращается подзаряженным и обновленным.

Жером, Алис и Кристиан, ухмыляясь, стоят возле его полотенца.

— Привет. Это снова мы.

* * *

В последний момент они передумали и решили сойти с парома, вознамерившись отдохнуть здесь день-другой, а потом продолжить путь по суше. Они поселились в наполовину скрытом деревьями бунгало на дальнем конце пляжа.

Этот день он проводит с ними на берегу. Их полотенца расстелены рядом, они курсируют до воды и обратно или нежатся на солнце. Он полностью отдается наслаждению праздностью. Невозможное для него на юге в компании других спутников становится возможным здесь, но где-то под загорелой кожей он по-прежнему ощущает тревогу. То, как эта троица таинственной нитью протянулась через все его странствие, беспокоит его, в этом угадывается даже некий замысел. Хотя это короткое воссоединение, несомненно, чистая случайность. Если бы они сняли комнату в городе, им никогда бы не встретиться вновь. А может, ему просто хочется так думать. В конце концов, человеку свойственно выискивать намеки судьбы, когда речь идет о любви или страстном желании.

Он никогда не остается наедине с Жеромом. Раз или два, когда Кристиан отправляется плавать и Алис встает, чтобы последовать за ним, кажется, что они с Жеромом останутся одни лежать на песке. Но этого не происходит. Вскоре Кристиан, притопывая и отряхиваясь от воды, возвращается и ложится на свое полотенце. Но если у него и есть какие-то притязания в отношении молодого спутника, он никак этого не показывает, более того, именно Кристиан в тот же день или на следующий предлагает ему поехать вместе с ними в Танзанию. Его спутники, похоже, были довольны этим предложением.

— Что ж, — говорит он, — может быть. Дайте мне подумать.

Подумать надо, ответ непрост. Не говоря уж о сложности ситуации, которая будет лишь усугубляться в дальнейшем, есть и практические вопросы, которые следует обдумать. Он собирался посетить лишь Зимбабве, теперь оказался в Малави. Хочется ли ему ехать дальше, в Танзанию? Пытаясь прийти к решению, он продолжает проводить время с тремя случайными спутниками на берегу озера. Это время покоя, оно соткано из тепла, движущейся воды и сыпучих песчинок, все словно замерло и в то же время течет и переливается. Единственный прочный объект в центре всего — Жером. Жером, лежащий в шортах на боку, с кожей, усеянной капельками воды, или отбрасывающий волосы со лба, или ныряющий в волны. Он больше не напрягается при общении со мной, вопросы, которыми он порой выстреливает в меня при посредничестве Кристиана, стали более личными. Чем вы занимаетесь? Где живете? Но все же он находится вне группы. В том, как эти трое разговаривают, шутят, жестикулируют, угадывается багаж личной истории, которая для него навсегда останется недоступной. Между ними случилось нечто, что невидимой нитью соединило их, частью чего он никогда не сможет стать. Даже умей он говорить по-французски, это ничего бы не изменило. Это обособляет его, заставляя одиночество отдаваться в нем высоким слабым эхом, напоминающим отголосок колокольчика.

По вечерам они ужинают вместе в ресторане на вершине холма, а затем желают друг другу спокойной ночи и расходятся каждый своей дорогой. Потом он сидит один на верхней ступеньке своего крыльца и наблюдает за длинным рядом огней на уплывших далеко от берега каноэ. Над озером сверкают молнии, словно Господь оставляет в небе свой росчерк.

На второй или, может быть, третий день вечером, когда они на берегу расходятся на ночь, Кристиан рассеянно упоминает, что они отбывают завтра утром. Они поедут на автобусе на север, до Каронги, а на следующий день доберутся до Танзании. И, словно бы случайно вспомнив, добавляет:

— Вы решили? Поедете с нами?

Он ловит себя на том, что подстраивается под его интонацию, звучание собственного голоса удивляет его отсутствием выражения.

— Пожалуй, — говорит он, — я поеду с вами. Доеду до границы, а там посмотрим, пропустят ли меня.

В толпе, ждущей автобуса на следующее утро, есть еще один белый путешественник, худой мужчина с черными волосами и неубедительными усами, в джинсах и кричаще красной рубашке. Через некоторое время он вразвалку подходит к ним:

— Куда направляетесь?

— В Танзанию.